— И так хороша будешь, — сварливо откликнулся Северьянов. — Подумаешь, генеральша!
— Вот именно, — вздохнула Лебедева, и при мысли о том, что не смогла предупредить мужа, служившего в отдалённом округе, о своём внезапном отъезде, она вновь ощутила тревожную досаду.
— Ты чего? — обернулся Северьянов, поймав в зеркальце водителя её приунывший растерянный взгляд.
— Да как-то всё у нас наперекосяк! — Анастасия Михайловна сжала в сердцах кулачки. — Две ночи подряд вызванивала и без толку… Может, учения у них или ещё что?.. Пришлось телеграмму послать.
— Значит, всё в порядке. Телеграмма дойдёт.
— Много ты понимаешь, — вздохнула Лебедева. Она отчётливо представила себе, как, вернувшись с учений в необжитую, вечно пустующую квартиру, Павел найдёт её телеграмму. Голодный, усталый, он, конечно же, сразу позвонит домой: всё ли в порядке, здоровы ли дети и как они ощущают себя в отсутствие нерадивых предков. А как ощущают? Скверно.
— Разве это нормально? — пожаловалась она. — И сами не живём, и детей калечим.
— Телефонный разговор мы тебе устроим, — безошибочно сориентировался в сложной ситуации Северьянов. — А уж как вам далее жить, разберётесь дома.
— Правда? — просияла Лебедева. — Пожалуйста, Дим!
— Да хоть сразу после совещания. — Он посмотрел на часы, прикинув разницу в поясах. — Или вечером… Говори сколько хочешь. Фирма за расходами не постоит.
— И не думай! — запротестовала она. — Я женщина состоятельная. Вот только поменяю чеки и…
— Брось, — досадливо прервал Северьянов. — И вообще, Тася, кончай свою бабскую канитель. У всех семьи, у всех проблемы, и всё как-то улаживается. Пора перестраивать мозг на рабочую волну. Времени на самокопания и прочую акклиматизацию нам не отпущено. Учти. Тридцать минут на душ я уж как-нибудь для тебя урву, а больше ни-и-ни.
— Ты в своём стиле!
— Естественно, в своём, в чьём же ещё?.. Прогляди на досуге, — он передал ей через плечо свернувшиеся в трубку страницы. — Оно полезнее, чем в окно-то таращиться.
— Димуля! И в кого ты только уродился такой! — Приободрённая Анастасия Михайловна обнаружила подколотый к тексту фотоснимок. — Из космоса?
Зная о том, что, заняв ответственный пост в СЭВ, Северьянов большую часть года проводит в разъездах, она не принимала его нарочитую грубоватость всерьёз. Корча из себя деловитого сухаря, бюрократа, он скорее всего пытался прикрыть собственную неустроенность и саморазлад. Впрочем, он и в молодости частенько валял дурака, стремясь выглядеть прожжённым циником, которому всё нипочем. Возможно, обманывал этим сам себя, но скорее всего маскировал болезненно обострённую уязвимость.
Лебедевой, хотя мучившая её головная боль унялась, не хотелось зарываться, вот так с ходу окунаться в работу. Здесь, в машине, это было и бесполезно, и обидно. В приспущенное окно рвался тугой ароматный ветер, от которого в радостном предчувствии сжималось сердце. Мелькали украшенные затейливым орнаментом белые войлочные юрты, осыпанные прошлогодней лиственничной хвоей лесистые склоны, галечные излуки, где по колено в бурной воде застыли, как из бронзы отлитые, кони.
— Безумно интересно! — Анастасия Михайловна с наслаждением вдохнула горьковатую струю. — Полынью пахнет…
— Если будешь паинькой, свезу тебя в гоби, — пообещал Северьянов, — свежего кумыса отведать.
— Да пила я кумыс… А что за совещание, Дим? Ты не шутишь?
— Не до шуток, мать! — он демонстративно постучал по циферблату. — Венгры и чехи уже ожидают нас в холле. Про монголов и наших ребят я уж и не говорю.
— Но к чему такая спешка?
— Так вышло, я не нарочно. Завтра утром улетаем на юг.
— Ну и темпы у вас, Дмитрий Васильевич! А я-то думала, дура, что сумею передохнуть в золотой и дремотной Азии. — Она по-прежнему не воспринимала его торопливость всерьёз. — А меня с собой берёте?
— Естественно, если ты, конечно, не против.
— Я целиком и полностью “за”, хотя не знаю, какой от этого будет толк. Ведь ваша геологическая премудрость для меня тёмный лес.
— Не придуривайся, Тася! Двадцать лет в этом варишься. — Северьянов явно был не расположен шутить. — Газом запахло, понимаешь?
— Да ну! — Только теперь она поняла, что Дима нервничает всерьёз. — Неужели нашли?
— Если бы! Бродим где-то возле, как в игре “горячо-холодно”, а в руки не даётся. Ты хоть понимаешь, что значит для Монголии газ в этом районе? С его сказочными запасами руд?
— Догадываюсь, Дмитрий Васильевич, потому что совершенно случайно слыхала, сколько вы ухлопали на разведку. — Отвернувшись от окна, она затенила, чтоб не отблескивал снимок с белыми уголками масштабной сетки. — Так нашли или нет? Я в самом деле в этом не разбираюсь.
— В чём ты не разбираешься? — Северьянов тяжело повернулся и бесцеремонно выхватил фотографию. — Вот последний шедевр космической съемки, — он очертил замкнутый контур. — Видишь, как чётко отбиваются границы?
— Ну-ка, дай, — Лебедева повернула снимок к себе. Теперь она легко различила размытое тёмное пятно, оконтуренное более светлыми участками. — На мишень похоже.
— Мишень! Только какая мишень? В “яблочке” определённо ничего нет. Зато всё сходится на том, что месторождение следует искать где-то тут, на окраине, в “молоке”, так сказать…
— И в чём проблема?
— В том, что это сотни и сотни километров. Если бурить вслепую, можно канителиться до морковкиных заговен. Улавливаешь?
— Не совсем. — Анастасия Михайловна задумчиво поправила волосы. — Если я не ошибаюсь, газосъёмка и геофизика подтвердили ваше предположение?
— Полностью, но мы по-прежнему топчемся на одном месте.
— Тогда я совсем ничего не понимаю! Ведь минуту назад ты сказал, что запахло? Это как же понимать?
— Вот ты о чём! — догадался Северьянов. — Смотри сюда. — Он поймал на лету выскользнувший фотоснимок. — Здесь, — последовал энергичный щелчок по тёмному пятну, — обычные латеритовые породы, словом, сплошной красноцвет, а тут, где мы, собственно, ковыряемся, сероцветные толщи. Словно чёртик из коробки. Теперь усекла?
— Ты полагаешь, это не случайно? — Лебедева озадаченно помассировала висок, вновь ощутив приближение боли. — Думаешь, есть связь?
— А чем чёрт не шутит? Скажи мне, отчего красноцвет переходит в сероцвет, и я, возможно, пойму, где следует искать газ. В природе всё жестко взаимосвязано, спутано в плотный клубок.
— Ты слишком плохо думаешь о природе. Она значительно изощрённее, чем это кажется вам, геологам.
— Ты ругаться сюда приехала?
— Я же не утверждаю, что геология не наука, — улыбнулась Анастасия Михайловна, припомнив давний их ожесточённый спор. — Но это не точная наука, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Не обольщайся, Дима. Твой эмпирический интуитивизм может никуда и не привести.
— А я верю, — упрямо тряхнул головой Дмитрий Васильевич. — Верхний мел определённо дышит газом, и это как-то связано с превращением красноцветных пород.
— С восстановлением, — поправила Лебедева.
— Что ты сказала? — насторожился Северьянов.
— Я сказала, что трёхвалентное железо восстанавливается до двухвалентного, и это, на мой взгляд, никак не связано с присутствием газа.
— Моё дело сформулировать задачу, а дальше делай что хочешь. Лишь бы выдала результат. Ваша химическая ахинея не для меня.
— А зря. Тем более что она не выходит за рамки средней школы. Придется, Димуля, всё-таки сделать шаг навстречу друг другу, иначе мы не сможем совместно работать.
— Раньше ведь как-то уживались?
— С тех пор много воды утекло. Ты забурел, стал ленив и нелюбопытен. Знаешь одно — гнуть свою линию. Пока я сама не разберусь, не жди от меня никаких готовых результатов.
— Не валяй дурака.
— Я говорю абсолютно серьёзно. Зачем ты меня вызвал?
— Я хочу, чтобы ты взяла анализы в свои руки. Кроме тебя, никому в таком деле довериться не могу.
— Весьма лестно, конечно, но это ты зря, физико-химический анализ — штука до ужаса прозаичная. В Москве ли, в Улан-Баторе, даже на Гавайских островах он даст одну и ту же цифирь.