Мирей (растерянно). Кто может знать?
Алина. Когда я заметила, что ты, пусть на миг, задумалась о счастье — я сказала себе: да, наверное, вот она, истина.
Мирей. Ты все прикидываешь за других, думаешь за них.
Алина. Мне тогда показалось, что для души, подобной твоей, — души, которую страдание закалило, сделало зрелой…
Мирей. Ты это называешь «зрелой»?
Алина. …«счастье» могло бы быть лишь другим обозначением чего-то иного… скажем, самопожертвования. (Молчание.) Но, возможно, я ошиблась. (Вполголоса.) Ты молода…
Мирей. Я и сама подчас ощущаю что-то похожее… Но только мне хотелось бы быть уверенной, что это не просто… не знаю, как сказать… не просто порыв.
Алина. Ты сомневаешься… Но ты же знаешь: жить — значит отдавать.
Мирей. Достойна ли я того, чтобы утверждать подобное?.. Да, мне случается думать так: но что если это лишь минутная экзальтация? И потом… вообще — вправе ли я?.. Может быть, если бы я не знала, что это… ненадолго, у меня не возникло бы такой мысли. Но в этом случае… (с содроганием) подумай только, какое это предательство! Вычислить развязку… возможно — как знать! — проявлять нетерпение, если она заставит себя ждать… что за ужас!
Алина (обнимая ее). Эти твои мысли — просто химеры, плод воображения; жизнь развеет их.
Мирей. Жизнь!.. Если бы я по крайней мере была уверена, что эта идея действительно моя, что я ее достойна, наконец…
Алина (вполголоса). Я не подозревала в тебе такой глубины… (Мирей внезапно резко отстраняется от нее.)
Мирей. A может быть, я заразилась… И это — вроде эпидемии? (Наступает длительное молчание.)
Входит Октав.
Октав. Ему лучше, он собирается домой. Но, по-моему, было бы очень неосторожно позволить ему возвращаться пешком. Что, автомобиль на месте?
Алина. Ты же знаешь, Ивонна воспользовалась им для поездки в Вильнёв.
Мирей. Кроме того… прежде чем Андре уйдет… мне нужно сказать ему несколько слов. (Выходит в сад.)
Октав. Это еще что?.. Я требую объяснения. Что здесь произошло? Неужели… Но, какого дьявола! Для этого в ней слишком много нравственного здоровья, здравого смысла… Алина!
Алина. Не могу тебе ничего ответить, это не моя тайна.
Октав. Теперь мне все ясно; но я этого не допущу, нет, нет и нет! (Идет к двери.)
Алина (очень спокойно). Одумайся, Октав.
Октав. Что такое?
Алина. Ты явно не отдаешь себе отчета в том, насколько ревниво Мирей относится к своей независимости.
Октав. И что?
Алина. Достаточно одного неосторожного слова, чтобы ускорить событие, которого ты опасаешься.
Октав. Так она еще не решила?
Алина. Не знаю.
Октав. Это уловка, чтобы заткнуть мне рот!
Алина. Уловка!.. Но, в конце концов, за кого ты меня принимаешь!
Октав. Я не дам тебе этого сделать!
Алина. Ты что, хочешь сказать…
Октав. Ты ее поработила. Да, связала по рукам и ногам.
Алина. Если бы она тебя слышала!
Октав. Она это смутно понимает. Берусь открыть ей глаза.
Алина. Вряд ли она поблагодарит тебя за это. И потом… это неправда. Никто не уважает чужую свободу так, как я.
Октав. Ну, это уже верх всего! …Нет, ты это серьезно, скажи?!
Алина. Известно ли тебе, что ты кричишь?
Октав. Мне все равно! Если ты думаешь, что я не разгадал твою игру…
Алина. Октав!
Октав. Эта нравственная изоляция Мирей именем…
Алина. Замолчи!
Октав. …именем бедного ребенка, который уже не может ничему помешать, не может открыть Мирей глаза на то, что происходит!