— И как он в управлении?
— Точно как одна молодая леди, которую я знал в Абердине, — быстро поднимается, быстро опускается, а в промежутке мягок и нежен.
Собравшиеся пилоты радостно взвыли и засвистели, и кто-то выкрикнул:
— Когда нам удастся полететь на нем, сэр?
— По старшинству! — сообщил Эндрю и подмигнул Майклу. — Если только капитан Кортни уже готов к полету.
Он с насмешливым сочувствием покачал головой.
— Биггс! — заорал Майкл. — Где моя летная куртка, приятель?
— Я так и подумал, что она может вам понадобиться, сэр…
Биггс вышел из-за спин собравшихся и развернул куртку, чтобы Майкл сунул руки в рукава.
Мощный мотор «вулзли-вайпер» стремительно пронес SE5a по узкой и грязной взлетной полосе. Перед Майклом открывался широкий обзор. Он словно сидел на трибуне.
— Велю Маку снять это жалкое ветровое стекло, — решил он, — и тогда я смогу заметить любого ганса за сто миль!
Он поднял большую машину в воздух и усмехнулся, чувствуя, как она поднимается все выше.
Эндрю сказал — «быстрая», и теперь Майкл сам ощутил это: его вжало в сиденье, когда он повернул к горизонту, и SE5a понесся, как охваченный страстью ястреб.
— Не построили еще такой «альбатрос», который теперь сможет удрать от нас! — восторгался Майкл.
На высоте в пять тысяч футов он выровнялся и резко повернул самолет вправо, забирая все круче и круче, держа нос машины вверх; правое крыло почти вертикально повернулось к земле, и кровь отхлынула от мозга Майкла, отброшенная центробежной силой, так что перед глазами у него все стало серым, бесцветным; потом он развернул машину в противоположную сторону и закричал от восторга под порывами ветра и под рев огромного мотора.
— Давай, давай, черт побери! — Он обернулся, чтобы посмотреть на немецкую линию фронта. — Приходите, увидите, что мы тут для вас приготовили!
Когда он приземлился, другие пилоты окружили машину.
— Как он, Майкл?
— Как набирает высоту?
— Поворачивает хорошо?
И Майкл, стоя над ними на нижнем крыле, сложил пальцы и послал в небо воздушный поцелуй.
В тот день Эндрю повел свою эскадрилью все на тех же потрепанных и заплатанных старых «сопвичах» на главный аэродром в Бертангле, и они в нетерпении ждали перед третьим ангаром, когда наземные команды выкатят большие SE5a и построят их длинным рядом на бетонированной площадке.
Через своего дядю в штаб-квартире дивизии Эндрю добился присутствия фотографа. Пилоты выстроились вокруг Эндрю, как футбольная команда, перед новыми самолетами. Все были одеты как попало, ни на одном не было мундира Королевских воздушных сил. На них были фуражки и кожаные шлемы, а Эндрю, как всегда, красовался в своем шотландском берете. Кто-то надел укороченный морской бушлат, кто-то — кавалерийский китель или кожаную летную куртку; но на груди у каждого непременно сверкали крылья Королевских воздушных сил.
Фотограф установил тяжелую деревянную треногу и исчез под черным покрывалом, а его помощник стоял рядом со вспышкой. Лишь один из пилотов не присоединился к группе. Хэнк Джонсон был крепким маленьким техасцем, ему не исполнилось и двадцати, и он был единственным американцем в эскадрилье; до войны он работал объездчиком полудиких лошадей. Он за свой счет пересек Атлантику, чтобы присоединиться к эскадрилье «Лафайет», а оттуда уже добрался до двадцать первой эскадрильи Эндрю, состоявшей из шотландцев, ирландцев, колонистов и прочих отщепенцев.
Хэнк стоял за фотоштативом с толстой черной голландской сигарой в зубах и подавал глупые советы хлопотавшему фотографу.
— Иди сюда, Хэнк! — позвал его Майкл. — Нам нужна твоя милая мордашка, чтобы придать блеска снимку!
Хэнк потер свой кривой нос, сломанный одной из его диких лошадок, и покачал головой.
— Неужели никто из вас, ребята, не слышал, что фотографироваться — дурная примета?
Ему ответили неодобрительными возгласами, а он в ответ дружелюбно помахал сигарой.
— Валяйте! — предложил он. — Но моего папочку укусила гремучая змея ровно в тот день, когда он в первый раз сфотографировался.
— Там, в синеве, гремучих змей не найдешь! — крикнул кто-то.
— Верно, — согласился Хэнк. — Но зато есть кое-что намного хуже, чем целое гнездо гремучек.
Язвительные выкрики стали тише. Мужчины переглянулись, а потом один дернулся, словно намереваясь покинуть группу.
— Улыбочку, джентльмены, пожалуйста!
Фотограф появился из-под черного покрывала, заставив пилотов застыть на месте, но улыбки у всех получились кривоватыми, когда был открыт объектив фотоаппарата и их изображения были запечатлены для потомства на пластинке, покрытой нитратом серебра.