Восхищался он благородной царицей Яххотеп — как только воины увидели ее на борту передового судна, куда только подевались их усталость и отчаяние? Они вновь обрели отвагу и мужество и готовы были умереть за царицу Свободу. Успокоило Эмхеба обилие привезенного оружия и серьезность оборонительных работ — теперь Пер-Камос превратился в настоящую крепость, способную противостоять натиску гиксосов.
Хонсухотеп, со свойственной ему тщательностью, выстроил в ряд военные суда, создав из них серьезное заграждение. Берега покрылись сетью рвов. Незаметные из-за трав и кустов, они должны были стать опасными ловушками для гиксосских боевых колесниц. За рвами были приготовлены позиции для искусных лучников — градом стрел они встретят тех, кто прорвется через первую цепь заграждений.
Неши тем временем следил за тем, как в тени сикомор и пальм натягивали прочные и надежные шатры — убежище для усталых и раненых. Поодаль работали каменщики, воздвигая прочную казарму.
Усач и Афганец занимались военными учениями, отрабатывая со своими подопечными боевые приемы. Яххотеп следила за земляными работами, задумав выкопать несколько отводных каналов, которые могли сыграть в битве решающую роль.
На знаменах красовался знак, объединяющий всех борцов за свободу: серебряный диск луны, плывущий на серпе-барке, обозначающий первый слог имен Яххотеп — Ях — бог луны, дающий силы сражаться. Вторая часть имени — «хотеп», означающая «мир», была пока только мечтой.
Когда царица подняла меч Амона перед своим сосредоточенным и исполненным веры войском, каждый ратник почувствовал, что непобедим. Первые лучи солнца упали на меч, и клинок запылал огнем. Смотреть на огненное сияние было невозможно, зато яркие языки пламени дотягивались до сердец и зажигали в них огонь мужества и отваги.
Градоправитель Эмхеб не мог не преклоняться перед царицей — он помнил ее юной девушкой, жаждавшей освобождения своей страны, и с тех пор эта жажда с каждым годом только возрастала.
— Фивы надежно защищены, госпожа? — осведомился он.
— Их охраняет один боевой корабль и небольшой отряд дворцовой стражи. Склады оружия там пусты. Главная битва будет здесь, Эмхеб. Ни один гиксос не должен пройти дальше Пер-Камоса.
Быть лазутчиком и соглядатаем в стане противника всегда нелегко, а когда твой противник — хитроумная Яххотеп, трудности возрастают во сто крат.
Мало того, что передать послание в Аварис представляло собой немалую головоломку, еще сложнее было сообразить, что же написать в нем.
Царица умела каждому дать четкое задание, но только она одна знала то целое, что сложится из многих деталей.
Почему она оставила Фивы? Для отвода глаз? Или это приманка? Пер-Камос в самом деле готовят как передовую линию обороны? Или он станет надежным тылом для готовящегося нападения на Дельту? На эти вопросы и на многие другие лазутчик не мог ответить. Он не понимал, почему владыка гиксосов до сих пор не напал на Фивы? Не иначе что-то случилось в Аварисе, и неприятные события удерживают его в столице.
Значит, следовало набраться терпения и дожидаться удачного момента. Следуя этому правилу, лазутчику удалось уничтожить уже двух фараонов — Секненра и Камоса.
Благоразумие подсказывало, что точно так же ему следовало действовать и дальше.
Обреченный — офицер, командовавший отрядом боевых колесниц и посмевший осудить владыку за то, что тот не начинает боевых действий, — сумел пройти через третьи ворота лабиринта.
Воистину подвиг.
Избегая смертельных ловушек, воин обнаруживал удивительную изобретательность и недюжинную быстроту. Глаза Апопи горели неподдельным интересом.
К четвертым воротам — арке из бирючины — вел небольшой проход с полом из красной глины. Обреченный сразу заметил в ней осколки стекла: стоит ему побежать, и они вопьются ему в ноги. Желая избежать очередной ловушки, он решил прыгнуть и уцепиться за ветви бирючины. Он раскачается на них, наберет скорость и выпрыгнет из опасной зоны.
Но на этот раз он ошибся.
В зелени бирючины был спрятан обоюдоострый клинок, за который он и схватился обеими руками. Почувствовав острую боль, несчастный разжал руки, повалился спиной на острые осколки, разбил голову и теперь лежал, истекая кровью.
— Еще одна бестолочь, — равнодушно произнес Апопи. — Ты хоть немного повеселилась, Ветреница?
Красавица-азиатка сидела по правую руку Апопи и весьма рассеянно смотрела на кровавое зрелище. Офицер, которого она обрекла на смерть, был не слишком хорошим любовником.
— Я не могу забыть о своих бедах.