Она бросает взгляд на свою руку — Чёрному Галстуку удаётся распрямить её пальцы и он берёт ножницы. Она снова смотрит на меня огромными перепуганными глазами.
Не важно, что они сделают со мной...
Она визжит. Кончик безымянного пальца с жёлтым лаком на ногте падает вниз, катится по грязному полу и исчезает под шкафом.
Мой разум превращается в топку беспорядочного ужаса.
Стой! - кричу я Жёлтому Галстуку. - Я сделаю это! Что бы вы от меня не хотели, я это сделаю!
Р! - свирепо рявкает Джули. - Ты не сдашься из-за меня! Это мой выбор, и, чёрт подери, я сама его сделала!
Чёрный Галстук переставляет ножницы выше, к основанию её пальца.
Ты не обязан всегда меня защищать, - её голос внезапно становится мягким, и ей даже как-то удаётся выдавить улыбку. - Я люблю тебя не поэтому.
Раздаётся тихий звук, будто трескается свежая морковь.
Кровь на рубашке Чёрного Галстука похожа на одну из картин Джули. Она стесняется своих работ, а ту просто презирает, как она говорит: «Глупая попытка быть Джексоном Поллоком». Но мне всё равно, что это подражание, потому что я ценю форму, яркие цвета, страсть в бешеных мазках её кисти...
Я ломаю передние ножки своего стула, делаю выпад в сторону Чёрного Галстука, роняю его на пол и бью головой снова и снова. Ломаю ему нос, дроблю глазницу... Я собираюсь продолжать, пока не переломаю ему всё, пока наши головы не смешаются в единую массу фрагментов костей и тканей...
Он тычет в основание моего черепа проводом под напряжением, и теперь я её чувствую. Настоящую боль, которая рвётся из глубин моего мозга, трещит в глазах и зубах. Я падаю со своего балкона на грязную улицу, местные жители обступают меня с битами, ножами и кулаками наготове и шипят: «Добро пожаловать, чужеземец.
Это всё, на что ты надеялся?»
Я вижу над собой Джули. Я корчусь на полу, а мне на лицо, как тропический дождь, падают тёплые капли её крови. За её агонией я вижу печаль. Я вижу горе. Я вижу, как наша хрупкая маленькая мечта исчезает в темноте.
Джексон Поллок — американский художник-абстракционист
ВБРЕДУ я вижу проплывающие мимо меня лица. Я вижу пичменов — их
ухмылки исчезли, выражения лиц стали вялыми, они общаются друг с другом короткими жестами и редкими фразами. Я вижу Джули — её утаскивает мужчина в бежевой куртке. Я кричу и отчаянно пытаюсь найти своё тело в удушающей темноте. Мне удаётся пошевелить конечностями и издать слабый стон. Мужчина в бежевой куртке оборачивается. В конце размытого туннеля я вижу лицо старого знакомого.
У Перри взволнованный взгляд. Он кивает головой, словно хочет сказать: «Не паникуй. Все будет в порядке». По какой-то причине я ему верю. Перестаю дёргаться и наблюдаю за призраком убитого мною парня. Он тащит тело девушки, которую мы оба любим. Я погружаюсь назад в темноту.
* * *
Слышишь меня... посмотри наверх...
Мягкий призрачный голос, который не идеально попадает в ноты, но имеет богатый тембр.
Облака плывут выше... окно открыто... пора отрастить пару крыльев...
Знакомый мотив. Слова знакомы вдвойне. Кадры из фильма переплетаются с мелодией из памяти. Девушка в поле. За несколько миль от неё к ней бежит мужчина.
Посмотри наверх... посмотри...
Я открываю глаза. Джули смотрит на меня сверху вниз и улыбается. Моя голова покоится у неё на коленях, и Джули гладит меня по волосам правой рукой. Левая, обёрнутая в окровавленную марлю, безвольно лежит у неё на колене.
Лентяй, - шепчет она. - В последнее время ты очень много спишь. Выспался?
Я приподнимаюсь и падаю ей на плечо, поскольку моя голова лопается как пузырь на воде, отзываясь болью в каждом уголке тела. Мой мозг. Этот кусок вареной говядины, который я так долго оберегал, единственная часть меня, которая, как я считал, стоит этих усилий. Как он может работать, когда его пронзает такая боль?
Полагаю, ответ - «нет», - говорит Джули. Она снова пробегается пальцами по моим волосам, нежно массируя голову. Это помогает.
Мы сидим на кафельном полу у облицованной плиткой стены. В тёмной комнате стоит кислый запах. Единственный свет падает из зарешеченного окна на двери - в коридоре снаружи мигает лампочка. Мы в камере. Поймана пара юных нарушителей, которая встряхнула этот город. Которые пьют. Курят. Обжимаются в автокинотеатрах.
С тобой... всё в порядке? - хриплю я, пытаясь заползти назад в своё тело. Она хохочет.
С тем, что от меня осталось. Наши хозяева были довольно милы и наложили мне швы, поэтому я думаю, что они пока не собираются меня убивать. Урааа, - её пальцы ощупывают место вокруг ожога на моём затылке. - А ты как?
Я сажусь прямо и смотрю в пустоту, ожидая ответной боли. Моё тело словно вяленое, иссушенное, а суставы и мышцы слегка поджарились. Подкатывают волны тошноты, сопровождающиеся лихорадочным жаром. И, конечно, голова. Кровь пульсирует в суженных сосудах, давит в переносицу, стучит в глазницах.
Просто небольшое похмелье, - бормочу я. Она горько улыбается.
Бешеная ночка.
Мы замолкаем. Будут ли похороны? Будет ли день, когда мы сможем остановиться и осознать, что нить жизни Лоуренса Россо оборвалась? Или его сметут вместе с остальными трагедиями дня и сбросят в мусорную корзину нового мира, где смерть — не заголовок в газете, а всего лишь ежедневная погодная сводка?
Джули встаёт и медленно обходит комнату. Мигающий свет из-за двери освещает ряд раковин и туалетных кабинок. Наша тюрьма — это сортир. Джули останавливается напротив разбитого зеркала и двигается из стороны в сторону, разглядывая себя со всех сторон. Опухший глаз. Разбитая губа. Повсюду синевато- коричневые пятна от ожогов.
Прекрасно выглядишь, Джули, - ворчит она. - Очень хороший год для
Каберне.
Я замечаю, что она прихрамывает.
Что с ногой? - спрашиваю я.
Просто суставы ломит. Электричество – это больно, да? Я всегда считала, что пытки током самые лёгкие, потому что тебе ничего не ломают и не режут, ну, ты понимаешь... - она поднимает забинтованную руку. - Эти увечья остаются навсегда. Но мне всё ещё довольно плохо, поразительно.
Я не могу оторвать взгляда от её руки.
Иди сюда, сядь рядом, - я чувствую, как мой голос дрожит.
Она бросает последний взгляд в зеркало. Откидывает со лба прядь волос, открывая еще одну глубокую царапину. Вздыхает и возвращается в мой тёмный угол, скользит спиной вниз по стене и садится напротив. Я беру её перевязанную руку, смотрю на недостающий том на книжной полке её пальцев. Они украли её кусочек. Она не стала меньше, она осталась такой же, но я чувствую потерю. Она — это не только её тело, но её тело — это она, поэтому я его люблю. И его часть исчезла.
Она наблюдает за тем, как я её изучаю, и, когда замечает, что на моих глазах заблестела влага, отдёргивает руку.
Посмотри на это с другой стороны, - она натянуто улыбается. - Если мы когда- нибудь решим пожениться, тебе не придётся покупать кольцо.
* * *
Мы потеряли счёт времени, сидя в темноте. Никто не приходит и не уводит нас на следующую «беседу». Никто не ставит под дверь еду. Над кабинками включается динамик, и сначала играет заурядный инструментальный рок, затем на середине переключается на инструментальный хип-хоп, а потом выключается. Включается снова, начинает играть классическая музыка. Наверное, это психологическая пытка, а может, дурацкая идея создать нам атмосферу. Я стараюсь не обращать внимания.