Р, не надо! Атвист вводит код.
Дверь открывается.
Твою...мать, - говорит Нора. - Я знала. Она смотрит на Джули и М.
Ведь мы все это знали, правда? Его одежда? Все эти заскоки?
Джули смотрит на меня. Не то, чтобы шокированно, но потрясённо. Она ждёт, что я что-нибудь скажу, и я чувствую, что прямо сейчас правильные слова могут всё исправить, пропасть тайн между нами исчезнет, и Джули вернётся ко мне. Слова, которые она ждёт, очень легко произнести: «Я вспомнил свою прежнюю жизнь. Я был сотрудником Аксиомы, как Эйбрам и М, был обманутым винтиком в этой адской машине, но теперь я другой».
Если бы это было правдой, я бы сказал и закончил с этим. Но моя правда — это длинное признание, ей не поможет ручная стирка. Она не гарантирует мне ни сочувствия, ни поддержки, ни заверений, что теперь я среди друзей и меня не станут осуждать. Она слишком велика для этого. Это не каких-то там несколько печальных ошибок, это - жизнь, человек, неразрывно связанный с человеком, которым я являюсь сегодня.
Мой секрет — это я сам. Как я могу в этом признаться?
Я шагаю в дверь и спускаюсь по лестнице. Башня Свободы качается под моими
ногами, будто в пьяном сне.
МЫ
МЫ НЕОХОТНО наблюдаем за школой. Происходящее там проникает
сквозь завесу и проползает слишком близко от нас, царапая отрывки предложений из разных книг и на Верхних полках, и на Нижних, и в спрятанных укромных уголках, которым не суждено быть найденными. Это было невозможным на протяжении многих веков, с тех пор, как земля стала твёрдой. Но теперь она опять размягчается, - а может, вскрывается, - мы уже не уверены в том, что может случиться.
Поэтому мы осторожно наблюдаем. Мы не можем отвернуться. Мальчик, парящий над бездной, является нашей ближайшей связью с живыми людьми. С каждым оборотом пылающей и плавящейся сферы нам все сильнее и сильнее хочется быть узнанными.
Когда сенсорная атака возобновляется, мальчик прячется в нас, как в убежище.
Бродит по мрачным залам, поднимается вверх и спускается вниз по нашей живой лестнице. Пока шум бьётся о стены, он просматривает другие жизни и другие эпохи. Ему хочется привести сюда друзей. Джоанна и Алекс сейчас снаружи, среди шторма, морщатся, пока уроки пробуют переписать их души.
Затем занятия заканчиваются. Тишина наступает так внезапно, что некоторые ученики вздрагивают, будто из них вырвали орган. В комнату врывается мужчина в бежевой куртке. Он разговаривает с двумя лекторами, но мальчик не слушает их. Он смотрит через открытую дверь в коридор, где в очереди ожидает группа детей.
Первой в очереди стоит девочка. Она примерно того же возраста, в котором был мальчик, когда его жизнь остановилась. Мальчик смотрит на её чёрные волосы,
бронзовую кожу, единственный тёмный глаз, потом моргает и видит её клетки, гены, замысловатые, бесконечно совмещённые и преобразованные коллажи отцов и матерей. Затем моргает ещё раз и видит за клетками, за молекулами ревущий жёлтый свет.
Привет, - говорит он.
Он стоит в коридоре напротив девочки, из руки тянется трубка капельницы.
Привет, - говорит девочка. - Я Спраут.
Мы узнаём её. Мы чувствовали её присутствие в наших залах. Это знание переходит к мальчику, и он улыбается.
Я... - его улыбка сменятся изумлением. «Я кто? Я что?» Он впервые задаёт эти вопросы.
У тебя красивые глаза, - говорит девочка.
Спасибо, - отвечает мальчик. - Твой тоже.
Хочешь увидеть второй? - она тянется к голубой повязке с нарисованной ромашкой. Ветер прибивает к двери в конце коридора кусок мусора, и она подпрыгивает. - Там шторм, - говорит она, позабыв о том, что собиралась показать.
Мальчик смотрит в окно. Квадрат света. Вот он снаружи, идёт позади девочки, за ним идут Джоанна и Алекс, а за ними остальные. Все привязаны друг к другу за запястья. Мужчины в бежевых куртках ведут их куда-то, ветер пытается вырвать мальчику волосы, но он глазеет по сторонам на меняющийся город. За городом стоит другой, который видно заплатками, будто через изношенную ткань.
Разрушенные небоскрёбы отполированы и заполнены людьми. На крышах растут пышные сады. По каналам, заполняющим улицы, плывут каноэ и паромы. И чёрное облако, нависающее над городом, рвётся напополам, открывается, как занавес, чтобы показалось солнце.
Девочка оглядывается через плечо и улыбается.
Ты это видишь?
Мальчик изучает двигающиеся полупрозрачные слои, пытаясь подобрать ответ.
Я
ОТКРЫТЬ ДВЕРЬ — как открыть бутылку шампанского. Ветер и дождь
врываются в вестибюль, отталкивая меня на шаг назад. Мы пойманы на середине спектакля Господа, но на чьей стороне он сейчас? Это разделение Красного моря или гибель Иова?
С неба падает вращающийся красно-белый треугольник и прилипает к стволу дерева.
«УСТУПИ».
Я игнорирую это сообщение, как и все остальные, и выхожу в шторм. Ураган оживил город. Всё население Манхэттена до последнего жителя,
которое едва ползало, теперь бегает в панике, как перед апокалипсисом. Попытки организованной эвакуации, которые мы наблюдали ранее, превратились в извечную игру «каждый за себя», отряды Аксиомы предпринимают слабые усилия, чтобы направить толпу или остановить взрыв жестокости.
Кажется, толпа плывёт в сторону моста Джерси, но не сомневаюсь, что мы пойдём против течения.
Куда они увели мою дочь? - кричит Эйбрам Томсен, а Джули почти перекрикивает его:
Где моя мама?
Я бы тоже мог присоединиться к ним: «Мои дети!»
Томсен озадаченно переводит взгляд с одного лица на другое, затем указывает на юг.
Туда.
Мы выбираем проулок, чтобы избежать встречи с толпой, но ветер в узком бетонном каньоне становится ударной воздушной волной, сдирающей кожу с лица. Мы с М идем вперёд, чтобы снизить сопротивление воздуха для наших маленьких товарищей: я представляю, как Джули сдувает, и она улетает в небо, кружась, словно листик. А когда я смотрю на небо, воображая этот и другие ужасы, то вижу вдалеке вершину здания на Парк Авеню, 432. Я вижу вертолёт, парящий над ним: огромный двухроторный зверь, созданный, чтобы перевозить горы через океаны. Он кружит и качается над башней, наклоняясь почти горизонтально против ветра. Что он сейчас перевозит?
Ящик.
Над крышей пентхауса моего деда понимается металлический грузовой контейнер, выделяющийся красным цветом на фоне тёмного неба. Что может находиться внутри? В этом здании нет ничего достаточно ценного для него, чтобы спасать. Он не любил богатство, он любил богатеть. Он грыз мясо, но на самом деле хотел охотиться. Я могу представить только одну вещь, которую бы он стал спасать — себя.
Комок мусора, воняющий тухлой говядиной, шлёпает мне по лицу, и пока я отдираю и выбрасываю жирную мерзость, вертолёт улетает. Я не хочу думать о грузе, вокруг и так достаточно ужасов.
Университет Пейс, - говорит Томсен, когда мы выходим на широкую автостраду и ветер немного ослабевает. - Туда они свозят свежих Мёртвых и Живых с потенциалом.
Мама в плохом состоянии, - говорит Джули. - Она свежая, но... у неё повреждения.
Если она способна работать, то они попробуют подлатать её в госпитале. Если нет, то увезут куда-нибудь ещё.
Куда?
Ещё один порыв ветра заглушает разговор.
Это тайна! - кричит Томсен. - Сейчас нужно бежать!
Эйбрам уже на полквартала впереди, он рванул сразу же, как только услышал место. Я понимаю, что за время нашего знакомства не было ни одного случая, когда он оставался с нами по какой-то другой причине, кроме необходимости. Что он хочет