— Какая скотина! — процедил сквозь зубы Вельт и бесцеремонно толкнул Ганса ногой.
Ганс обладал способностью просыпаться мгновенно. Он сел, беспомощно оглядываясь. Вельт сердито повернулся к нему спиной и, превозмогая боль, встал. Но, взглянув в окно, Вельт забыл обо всем. Руки его судорожно перегнули стек.
Там, за окном, рядом с Мод, держа ее руки в своих, сидел Кленов.
Вельт готов был закричать. Он чувствовал, что теряет сознание. Эта сцена была той каплей, которая переполняет даже бак…
— Хелло, джентльмены! — прозвучал сзади голос. — Как вы поживаете? Чутье сыщика никогда не обманывает! Наконец-то я нашел вас!
Вельт резко обернулся.
Гнев, дикий, безотчетный гнев застилал ему глаза. Перед ним глупо улыбалась физиономия сыщика Джимса.
— Идиот! — закричал Вельт.
Джимс никак не думал, что это могло относиться именно к нему. Он подошел совсем близко к Вельту и, потирая руки, сказал:
— Вы спасены, джентльмены! Спасены мной!
Вельт заскрипел зубами от ярости и сжал стек. Снова в лаборатории раздался свист…
Мистер Джимс вскрикнул и схватился за лицо. Тайный агент «Интеллидженс Сервис» ничего не видел левым глазом и дрожал от обиды и боли.
— Клянусь кровью, это неслыханное оскорбление! Это никогда вам не простится! — закричал он и выбежал из лаборатории.
Дверь хлопнула.
— Идиот! — еще раз крикнул Вельт и, обессиленный, повалился на пол.
Сидя на ворохе бумаги, Ганс обалдело смотрел на него.
Глава V
КОМИССИЯ АМЕРИКАНСКОГО СЕНАТА
Мистер Вельт-старший подошел к окну.
Из его особняка на Риверсайд-драйв был виден мореподобный Гудзон с высокими обрывистыми берегами. Над ними выступали ломаные силуэты Джерсей-сити, Хобокена, Вихевкена.
По реке плыли пароходики, сновали неуклюжие паромы с тоненькими трубами и пустыми чревами, где помещаются перевозимые экипажи и железнодорожные вагоны. По набережной медленно катились автомобили. Шины их оставляли на мокрой мостовой быстро исчезающие следы.
Старик долго смотрел в дождливую туманную даль, сжимая в руке нераспечатанный государственный пакет.
В кабинет вошел секретарь и почтительно склонил голову.
Старик быстро повернулся:
— Как здоровье Фреда? Вы узнали?
— Положение серьезное, сэр. Мистеру Фредерику предстоит трепанация черепа. Профессор Миллс не теряет надежды…
Старик скомкал письмо и опустился в кресло. Рукой он закрыл глаза.
Сквозь пальцы он видел стекло, по которому медленно стекали дождевые капли. За окном стало мутно.
Вельт вздохнул. Секретарь исчез.
Долго смотрел на плачущее стекло мистер Вельт, прозванный на Уолл-стрите «Волком» за несокрушимую, уничтожающую силу своих миллионов. Потом распечатал скомканный конверт.
Ах, это то самое, о чем так просил его сын!
В письме мистер Вельт-старший ставился в известность, что он включен в число членов комиссии американского сената, которая должна в строго секретном порядке ознакомиться с изобретением доктора Кленова, работающего в лаборатории профессора Холмстеда в Аппалачских горах. Мистер Кленов избрал американский сенат своим посредником в общении с воюющими странами, предполагая продиктовать им свою волю, подкрепленную полуфантастической угрозой. Мистер Кленов известен как человек нормальный во всех отношениях, а авторитет его шефа, известного американского исследователя профессора Холмстеда, заставляет верить в существование действительно серьезных научных работ, дающих возможность молодому ученому разговаривать языком политика. Ознакомление с этими работами в свете оценки их значимости для Соединенных Штатов и поручается комиссии сената.
Мистер Вельт прошелся по комнате. Мысли о сыне и его друге Кленове перемешивались у него в голове. Зачем им понадобилось назначить эту поездку именно сегодня, в день операции!
Старик насупился и вытащил часы.
Немец попроисхождению, Вельт был аккуратен и непреклонен во всем, что касалось дела. До момента отъезда комиссии сената, где он участвовал в качестве военного эксперта как владелец военно-промышленного концерна, оставался час; до начала операции профессора Миллса — два с половиной часа.
Низенький Вельт тщательно растер мешки под глазами, потом вызвал секретаря и велел ему послать Фреду коробку его любимого соленого печенья.
— Бедный мой мальчик! Я хотел подарить ему яхту. Уже велел отделать каюту мамонтовой шерстью…