— Исчерпывающую на данном этапе!
— Не злись. Они нас найдут? — Я жестом напомнил ей про пластунов, которых уже почти закончили вьючить вещами. А значит, мы уже сейчас стронемся с места, и если не наследим слишком сильно — а мы, конечно, не наследим! — у подзадержавшихся разведчиков могут возникнуть проблемы с поисками того, кому можно отчитаться.
— Пусть ищут. Они же профессионалы.
— Они не из моих людей. В обязанности моих людей как раз входят подобные задания, они б не растерялись. Не должны растеряться, по крайней мере. Но здесь — гвардия, а не спецназ.
— Они справятся.
— Тогда идём. — Я пожал плечами. — Или мы с тобой можем тут остаться и подождать.
— Нет. Ты же помнишь — геройство не входит в наши должностные обязанности.
— Ты уже не на должности. Ты в отставке и можешь позволить себе делать глупости. Если пожелаешь.
Она вдруг улыбнулась.
— А ведь ты прав. Я в отставке. Но ты-то нет. Ты лишь в небольшом отпуске по служебной необходимости.
— Это называется командировка. Но в мои обязанности входит геройство. В том числе и индивидуальное. А на случай неприятных последствий имеется очень хороший заместитель. Ну так что?
— Будем геройствовать. Пожалуй. Давненько мне не случалось делать глупостей. Хотя серьёзный риск от нас, надеюсь, не понадобится… Да, Нуреш, пропусти. Ну что?
— Большой отряд. Очень большой… — доложил, вытянувшись в струнку, гвардеец.
— Подожди. Серге, дай карту. Показывай.
Я тоже попытался вслушиваться, но через мгновение посторонняя мысль почему-то подхватила меня и повлекла, повлекла в глубину собственных размышлений. Сознание буквально ощетинилось при одном только намёке на подозрения в отношении меня. Это не только опасно — это обидно. Разве я не один из самых верных, преданных и так далее и тому подобное? Подозревать меня?!
Но я ни при чём, и доказательством тому — вступившие в бой отряды Седара. Они не стали бы атаковать войска другого моего вассала без моего личного указания. То есть речь о восстании старинной аристократии Хрусталя пока, слава богу, не идёт.
Однако откуда, чёрт побери, в этих краях могут взяться крупные чужие отряды? Люди, которых я отправлял исследовать северные, пока ещё не освоенные Империей области, и вольные охотники, которых я расспрашивал, утверждали в один голос, что там никто не живёт. Да, допустим, прочесать все северные леса и пустоши они не могли, вполне вероятно, что ребята просмотрели какие-нибудь дикие охотничьи и кочевые племена. Но дикари не способны выставить серьёзный отряд, с которым бы не справилась регулярная армийка Седара. И уж всяко их скромная группка не подошла бы под описание «большой отряд».
Так в чём же, чёрт побери, дело?!
Глава 3
НАШЕСТВИЕ
Мы с Аштией не сразу отыскали подходящее дерево, а когда нашли, я задумался, как бы, взобравшись на него, суметь остаться незаметными. И я, и она одеты очень ярко, как и подобает аристократам, сопровождающим императора на охоте. К сожалению, потащившийся с нами гвардеец тоже был одет не в полевую форму, а в парадную. Такие ярко-багряные пятна на ветках дерева смогут сказать людям, на которых мы хотим незаметно посмотреть, почти столько же, сколько их вид — нам. Остаётся одно.
— Извини, я разденусь.
— Надеюсь, не догола? — усмехнулась Аштия, стаскивая с себя верхнее одеяние. Под ним, как выяснилось, всё было вполне прилично: рубашка и широкие женские штаны. К последнему предмету одежды, пошитому из тонкого тёмно-бежевого сукна, претензий не было. А вот рубашка…
— Она у тебя слишком ярко-белая. Ослепительно белая. Не пойдёт. Видно будет очень далеко — сейчас же не зима.
— Согласна. — И женщина потянула с себя ещё и рубашку.
Гвардеец в панике отвернулся, но его стыдливый шок оказался излишним — под белоснежным льном обнаружился небелёный, неоднократно стиранный, даже на вид мягкий и уютный. Аше обтряхнула на себе одежду и небрежно бросила белоснежную рубашку на куст.
— Зачем тебе две рубашки?
— Я мерзлячка. — Она заправила ткань под пояс. — Лён — лучшая защита от холода, от ветра, и в нём не жарко, если солнце вдруг по капризу возьмётся припекать. Но он грубый, и в походе может докучать, раздражать кожу. Не груб и совсем не колется застиранный — но в таком неприлично дефилировать перед его величеством. Потому я надела две рубашки.
— Разумно. Тебе помочь? — Я вытащил из пояса подзорную трубку и зажал в зубах.
— Справлюсь сама. Это у тебя что?
— М-м-вам…
— Вставай сюда, на ветку, и объясни толком.