В конце концов, он был свободолюбивым человеком, а не семьянином, который готов был пожертвовать самым ценным, чтобы растить детей вместе с любимой жёнушкой.
— Итак, — Медея, изучая вместе с Соколом местность, положила руки на бёдра. — Лавки вижу. Цирюльник, наверное, дальше.
— А давай всё же не будем? Ты не представляешь, как я сроднился со своей волоснëй! Я даже дал ей имя, прикинь? Её зовут, — Сокол с достоинством провёл по бороде, — Бородушка!
На веснушчатом лице Медеи отобразилось недоумение. Сам оуви, с нечитаемой эмоцией смотря на наёмника, чуть приоткрыл клюв.
— Это что, твоя запасная рука? — скептично поинтересовалась Лиднер. — Ты уберёшь это. Живо.
— Нас разлучают, моя прелесть! О Сущий, это наказание!
— Прекрати придуриваться. Ты вообще видел себя со стороны? Ты как неудачник. Весь заросший и грязный. Бродяжки и то выглядят лучше тебя.
— Нас обзыва-ают, Бородушка, нас не це-енят…
— Я не собираюсь это терпеть.
— Ты слышишь это? — Сокол притворно загрустил. — Кто-то мешает нам наслаждаться обществом друг друга!
Оуви засмеялся, пока Медея ещё больше закипала. Сокол же, пользуясь представившейся возможностью, начал всячески изощряться и намеренно играть на бедных нервах Медеи.
— Я целый год, целый го-од был с ней! А сейчас эта наглая женщина, с которой я почти не знаком, заставляет меня расстаться с любовью всей моей жизни!
— Я куплю тебе сама орехи, Стриго.
— П-правда? — он вопрошающе глянул на распалявшегося Сокола. — Но к-как же…
— Оставим его наедине со своей неадекватностью.
Медея пошла прочь от Сокола, а за ней поплёлся оуви. Он, чувствуя себя подлым существом, всё время оборачивался, но одновременно с этим он успокаивал себя тем, что покупка настоек и продуктов — сейчас важнее всего, ведь впереди была наверняка долгая дорога. А то, что делал Сокол… он ребячился, и кроме потраченного впустую времени это ничего бы не дало их общему делу.
Когда Медея и Стриго ушли, Сокол вздохнул с облегчением. Он побыстрее ретировался, чтобы больше не привлекать к себе ненужное внимание жителей города. Ему и без того пришлось опозориться.
Даже для меня это перебор, хотя мне совершенно наплевать на внешность столь убогих созданий.
— Ой, только вот тебя здесь не хватало.
Тебе стоит послушать ту разумную девушку. Она единственная, кто говорит здравые вещи.
— Ага. Может, мне ещё плюнуть кому-то в рот? Ну, это же так здраво!
Тебе это всё равно не поможет поумнеть.
— Ха-ха! Пошёл ты.
Проходившая мимо женщина косо глянула на Сокола. Она засмотрелась на его бороду, скривилась и ускорила шаг, чтобы, по всей видимости, быстрее забыть этот ужас.
Не хочу говорить очевидные вещи, но тебя боятся даже эти самобытные организмы.
— Я не буду этого делать.
Пробегавшие мальчишки лет шести резко остановились. Они недолго изучали серьёзного Сокола, но этого им хватило, чтобы указать пальцем на его растительность на лице, рассмеяться и убежать.
До сих по нет желания привести свою скудную внешность в относительный порядок, смертный?
— У меня есть отличное желание послать тебя ещё раз.
— Мама, мама, смотри! — девочка в красивом розовом платьице показала на Сокола. — Этот дядя как будто в коровьих какашках! Это так забавно!
— Тише! — женщина закрыла собой дочку, а потом зыркнула на человека, которого так нелестно описала девочка, и с трудом удержалась, чтобы не засмеяться. — Тебя могут услышать… Пошли!
Может, они и глупы, но я впервые разделяю их мнение.
— Ох, дерьмо! Ладно, ладно! Я понял. Всё!
На крики Сокола оглянулись ещё люди. Махнув на них рукой, он целеустремлённо пошёл вперёд, однако ему пришлось вернуться назад, потому что дальше был тупик.
Цирюльника он нашёл только тогда, когда перерыл весь город, не обнаружил ничего подходящего и спросил у проходившего мимо старика, который любезно помог советом. Он даже не засмеялся, как другие. Хотя постойте. Нет. Зараза! Когда Сокол направился в указанное место, то услышал за спиной очередной хриплый смех, принадлежавший, бесспорно, этому старому гаду. Будь он проклят! Дух, едко прокомментировавший эту ситуацию, был также заткнут разозлённым Соколом.