Сокол закричал, но не было слышно ни единого звука, свидетельствующего бы о его страданиях.
Он отдёрнул руку, повалился на спину и не мог пошевелиться. Смотря прямо перед собой, Сокол не находил в себе силы, чтобы подняться и предпринять хотя бы малюсенький шаг по спасению собственной души.
Он безнадёжно прикусил внутреннюю сторону щеки и, к своему удивлению, услышал противный скрип двери, напоминавший больше скрежет металла по стеклу. Вспышка света ослепила его, а после оглушительного хлопка последовал долгий писк в ушах.
Сокол открыл глаза, и вместо белизны увидел, как Орёл тянул к нему ладонь, как кожа на его пальцах быстро растворялась и оголяла кости, как лицо превращалось в жуткую нечеловеческую гримасу, как фиолетовое пламя в мгновение ока пожирало густую рыжую шевелюру. Сокол видел Ворона, Сову, Воробья и остальных, и всех их постигала одна и та же участь — они иссыхали, становились живыми костями, монстрами, а после — и вовсе пеплом.
Сокол проснулся от собственного крика. Он забарахтался в кровати, запутался ещё сильнее в одеяле и свалился на пол.
Знаешь, если бы я не был так ошарашен внезапным освобождением, то я бы превратил их всех в своих рабов.
— О Сущий, н-нет… — голос человека был крайне тих, в нём был жалкий намёк на мольбу, которую дух готов был жадно проглотить.
Я бы и ту деревеньку тоже поработил: всё же не каждый день встречается такой необычайно покорный материал. Но ты, человечишка, умудрился и здесь всё испортить. Твои немыслимые принципы, твоё глупое мировоззрение и такое слабое тело… Как же я ненавижу слабых.
Окутавшая атмосфера безнадёги обострилась. Сокол свернулся в позе эмбриона, закрыл уши, чтобы избавиться от внутреннего давления, выворачивающего его наизнанку.
— Хватит.
Хочешь знать, о чём думали твои друзья, когда по своей немыслимой глупости ты лишал их самого сокровенного — жизни? Ха, конечно ты хочешь! Ещё как! Твой Орёл вспоминал умершую жену и неродившегося ребёнка; первый день, когда ты появился в его поле зрения. Он жалел, что взял тебя… Миленько, не так ли? Совсем юная Сова вспоминала младшего брата, оставшегося на попечении мерзопакостного приюта… ей так нужны были деньги, чтобы высвободить его из этого места. Она полагала, что после этой миссии сможет добиться желаемого, но увы и ах. А Ворон… дражайший Ворон думал о матери, пребывающей в трауре после смерти мужа. А теперь ещё и сына. Так печально. Тебе печально? А неугомонный Скворец…
— Заткнись! Заткнись, слышишь?! Заткнись!
Сокол ударил себя по лбу. Снова. И снова.
Ты знал, что у него была больная старшая сестра? И, когда он умирал, он надеялся, что она не покончит жизнь самоубийством. Если честно, я не сомневаюсь, что она подохла, как грязная крыса на…
— Хватит!
Сокол впечатал кулак, окутанный фиолетовыми спиралями, в пол с такой силой, что образовалась внушительная дыра. Ближайшие доски начали гнить, и он, испуганный, отполз к стене, как ребёнок рассчитывающий на то, что всё пройдёт само собой.
Ты используешь мою силу. Ты обязан меня почитать, а не относиться ко мне столь неуважительно.
— Сокол! Что за бардак у тебя творится?! — женский грозный голос раздался в коридоре, но он был так далёк от него.
— Исправь это… исправь! — взмолился Сокол, наблюдая за тем, как доски всё гнили и гнили.
Я могу воспользоваться твоим телом?
— Нет, ты не… я…
В дверь настойчиво забарабанили.
Мне нет нужды даже спрашивать, но, в отличие от тебя, я обладаю простейшими нормами приличия. Поэтому будь так любезен — соображай живее!
Сокол, не имея ни малейшего желания принимать решения, завертел головой. Он был не в состоянии думать, взвешивать плюсы и минусы. Он вообще, по сути, находился сознанием где-то далеко за гранью реального мира.
Дверь с грохотом выломали — она и без того держалась на соплях. Что-то коснулось плеча Сокола, и он, дрогнув, туманно посмотрел на лицо.
Сова?
Сокол заморгал, и наваждение спало. Теперь на него с испугом глядела Медея, но его волновали не её эмоции: он беспокоился за то, что натворил.
— Сокол, дух тебя дери!
В середине комнаты зияла дыра, края досок почернели, но в остальном не было никаких признаков непрекращающегося гниения, и это безумно обрадовало Сокола. Он не хотел, чтобы из-за него гостиный дом и город превратились в развалины.