Цирцея повернулась к стоявшему человеку, следящему за тем, как выполняли его жестокий приказ. Она потянула к нему руку, но тут что-то щёлкнуло — и раздался крик.
Вига, схватившись за голову, осела на пол. Могущественная сила, захлестнувшая всё магическое пространство, давила на неё и поглощала всю её жизненную энергию, вызывала спазмы и жгучую боль. Не готовая к этому, она, сама не зная зачем, отползла к дивану. Сейчас это почему-то казалось здравым решением.
Её ослеплял яркий свет. От него невозможно было скрыться — он проходил сквозь кожу и веки. Он мешал сосредоточиться и превращал всю сцену и фигуры в бесформенное непонятное нечто, оставляющее после себя только противную пустоту.
Пульсация продолжалась недолго. Прошла, кажется, целя вечность, прежде чем Цирцея открыла глаза и увидела комнату, находившуюся в таком же плачевном состоянии, как и до погружения в магию.
— Проклятье! — ругнулась она. — Проклятье…
Вига, опираясь о мягкую разодранную обивку дивана, с трудом приподнялась и с поражением упала прямо на подушки. В голове был запутанный сумбур, все её силы, которые она прежде так хорошо чувствовала, испарились, словно они никогда не существовали. Была така слабость, что хотелось просто лечь и проспать неделю.
— Кошмар! Ты даже не представляешь, что я там откопал! — Мавор, покинув подвал, огляделся, заметил светлую макушку бездвижной Виги и изрядно за неё испугался. — Цирцея? Ты чего?
Она невнятно что-то промычала.
— Цирцея!
Адъяр бросился к Виге и нервно её потряс. Та в свою очередь недовольно откинула его руку и устало приоткрыла один глаз.
— Это было то существо, Мавор. Не Вемунд.
— Что?
— В храме… и здесь. Одно существо. Оно убило всех. Я уверена.
— Ты поняла, куда оно пошло?
Цирцея медленно замотала головой. Ей ничего не хотелось, тем более говорить, но она сделала последний рывок и произнесла:
— У него… другая магия. Не как у нас… Мавор… мне так больно.
Она, пытаясь скрыться, уткнулась в его мускулистую грудь. Это было по-детски наивно, и будь Цирцея в разуме, то обязательно бы застыдила себя. Но в данный момент, когда внутри продолжало что-то сидеть и скрести острыми когтями, она была способна только поддакивать и периодически терять сознание.
Мавор, видя её страдания, не нашёл ничего лучше, как покинуть Верфидо. Впрочем, это и правда было правильным решением. Больше эта деревушка их не держала.
— Пошли отсюда.
Мавор аккуратно поднял Цирцею на руки, и та крепко обхватила его за шею. Он, поглядывая на неё, понёс в неторопливом темпе прочь из дома.
Впереди их ожидал личный враг Цирцеи, но не было никакого другого безопасного и, самое главное, быстрого способа, чтобы вернуться в столицу в целости и сохранности.
Поэтому Мавор, пообещав ей, что всё будет хорошо, вошёл вместе с Цирцеей в светящийся чёрный портал.
Глава 6. Новые лица. Часть вторая
— И в-вот од-днажды, когда я б-был ещё маленьким, я п-попытался клюнуть в гл-лаз свою наседку! Нес-специально! Все тогда т-так испуг-гались, а как я ис-спугался… д-до сих пор помню всё под-дробно!
— Время плохих историй из детства? — Медея поискала в закромах памяти не особо приятный случай из прошлого. — Однажды я с Розали подшутила над одним продавцом, после чего тот нажаловался отцу, и, в общем, нас на день заперли в доме. Но не из-за того, что отец действительно разозлился. Он наоборот одобрил наше ребячество. Просто продавец был мужиком сварливым. А у тебя что происходило, Сокол?
Он встрепенулся. Не надо было долго рыться в воспоминаниях, чтобы откопать какой-нибудь случай из детства — практически всё лежало на поверхности, и не все эпизоды были с положительным концом.
До Орла Сокол мало отличался дисциплиной и послушанием. Он воровал. Дрался. Выживал как мог. Потом повзрослел, но в нём осталась та беспризорная частичка, несущая в себе лишь разрушение.
Может, с духом он убил предостаточно виновных и невиновных людей, но и без него у Сокола было немало проступков, которые портили его далеко не светлую душу. Однако даже со всеми своими недостатками ему абсолютно не нравилось, что его жизнью мог управлять кто-то посторонний.
Ахерону же не нравилось, что ему приходилось быть вторым наблюдателем, делящим одно тело на два разума. Он был могущественным духом, а не пешкой, и он привык лично карать неугодных, вершить их судьбы. Однако из-за человека он был скован, и это очень его раздражало.
— Сокол?
— Я смутно помню… тоже иногда подшучивал над другими, но я жил на улице один, поэтому подшучивать и воровать у меня было в порядке вещей.