- Да ну, так неинтересно играть! – разочарованно протянул соперник и принялся собирать карты.
- Стой! А как хочешь?
- Да на интерес бы!..
- Ну, можно и на интерес.
- Так у тебя ж нет ничего, на что играть-то? Даже ботинок вон, и тех нет.
- А у меня вот рубаха есть. Хочешь рубаху? Хорошая, не драная.
- Да на кой она мне? – стражник почесал переносицу. Рубаха пленника сгодилась бы ему разве что в качестве носового платка.
- Ну, ладно, уговорил. Погоди! – Джок покопался в поясе штанов и извлек из-под подклада тоненький ободок – простенькое серебряное колечко. При обыске его не нашли.
При виде колечка у стражника явственно загорелись глаза. Джок даже забеспокоился: как бы не решил так отобрать.
- Ну, годится? А ты что ставишь?
- Я? – растерялся стражник. – Ну, вот – яблоко ставлю.
- Пойдет. Сдавай!
Раздали, пленник опять проиграл. Стражник жадно схватил кольцо и сунул за пазуху.
- Давай еще! Что у тебя еще есть?
- Да ничего больше нет, - мальчишка развел руками и так искренне огорчился, что пришлось поверить.
- Ну, тогда и игре конец.
- Подожди-ка, не торопись.
Джок посмотрел на своего тюремщика долгим оценивающим взглядом, словно взвешивая что-то. Затем вздохнул и заговорщицким тоном начал:
- Вот что. Это кольцо – так, ерунда. Я тут перед тем, как меня поймали, целое золотое колье стянул.
- Так отобрали ж поди, - разочарованно протянул охранник.
- А вот и нет, слушай. Короче, спрятал я его. Снаружи, недалеко от темницы. Так вот, если выиграешь – скажу место.
- Так его уж поди кто-нибудь нашел давно!
- Не нашел. Я его так спрятал, что только я найти смогу. Или тот, кому я точно место укажу и объясню, как подобраться. Ну, что, будешь на колье играть?
- Ладно уж, уговорил, - охранник хоть и говорил ворчливым тоном, но глаза загорелись будь здоров. – А я снова яблоко поставлю.
- Тю, яблоко! Да что там твое яблоко за мое колье? Давай хотя бы пояс ставь.
- Не могу пояс, на нем ключи висят.
- Так ты ключи сними, положи на пол. Вот. А пояс сюда давай, в «банк». Сдавай! Хотя нет, постой. Что-то темнее стало. Давай-ка вон туда сдвинемся, там еще свет падает.
Сдвинулись. Снова раздали партию. Джок поначалу оставался в проигрыше, но под конец поймал удачу и в конце концов победил. Причем, судя по лицу, сам немало этому удивился.
Тюремщик недовольно смотрел, как заключенный притягивает к себе пояс.
- Пояс-то казенный, - нахмурился он. – Негоже мне его тебе отдавать.
- Карточный долг превыше всего! Ну ладно, ладно. Хочешь, давай еще раз сыграем, и я пояс поставлю?
- Давай. А я тогда...
- А ты ботинки ставь. А то мне они, как видишь, нужны, – Джок сел на корточки и указал на свои босые ноги, пошевелил длинными пальцами. – Да можешь не снимать пока. Холодно, уж я-то понимаю. Может, и выиграешь еще. Чего туда-сюда снимать-одевать.
Но стражник снова проиграл. Мальчишка развел руками.
- Эх, как мне фартит! Ну, снимай, чего уж теперь. Может, еще отыграешь обратно.
Охранник вытянул перед собой ноги и принялся стягивать ботинки. Едва он поставил на пол первый ботинок и взялся за второй, как пленник вдруг подскочил, как ошпаренный, подхватил с пола связку ключей, оставленную под окном, и бросился вон из камеры.
- Эй, стой! – заорал охранник, но пока он поднялся на ноги, мальчишка уже успел выскочить в коридор, захлопнуть за собой дверь и теперь проворачивал ключ в скважине.
- Прости, приятель, ничего личного! – крикнул он, взбегая по лестнице.
Ключ остался болтаться в замке.
Джок со всеми предосторожностями толкнул дверь, ведущую из подземелья. Та предательски заскрипела, но это было не так уж важно, потому что внизу медвежьим басом надрывался запертый стражник. От его рева каземат, казалось, сотрясался.
Джок выругался про себя, тут же воззвал к святым и высунулся в коридор. Никого. Не забыв плотно закрыть за собой дверь, Джок крадучись направился туда, откуда его привели шесть дней назад. По пути не попалось ни единой живой души, если не считать мертвецки пьяного начальника стражи, раскатисто храпевшего прямо на скамье посреди коридора. Возможно, его заботливо вынесли и уложили туда подчиненные, потому что из караульной, соседствующей со скамьей, доносились грохот, хохот, нестройное басовитое пение и лязг металлических кружек, приглушенные толстым дубовым полотном двери.