Вышло все именно так, как он говорил мне. Я была занята готовкой, когда услышала страшный шум: из-за двери доносились грохот опрокидываемых телег, крики людей, треск и гудение огня. Прежде, чем я успела понять, что происходит, дверь нашей хижины распахнулась, и в проеме застыли два человека в красных мундирах – приземистый и высокий. В этот момент я осознала, что моего отца больше нет, и для меня все было кончено. Я по-прежнему сжимала в руке нож, которым разделывала мясо. С этим ножом я и набросилась на чужаков.
Отец никогда не оттачивал со мной навыки боя – думаю, он и сам не был хорошим бойцом. В конце концов, мы обычные крестьяне. Поэтому я просто прыгнула в сторону одного из мужчин и неуклюже взмахнула ножом. Лезвие достигло цели – на мундире высокого проступило темное пятно. Он пошатнулся, выругался, но не упал. Видимо, рана оказалась несерьезной. К сожалению.
Второй грубо втолкнул меня вглубь кухни. Я упала, но ножа не выпустила. Тогда тот, что был ранен, каблуком надавил на мою руку. Я удивилась, что не слышу треска костей – такая дикая была боль. Нож выпал.
Высокий сассенах рывком поднял меня на ноги и наотмашь ударил по лицу.
- Ах ты, сука! – взревел он. – Псиное отродье! С ножом вздумала!..
Дальше последовал поток брани и ударов. Я скорчилась на полу, прикрывая голову и лицо руками. Краем глаза я успела заметить, что на шум подоспели еще двое в красной форме.
Высокий выдохся очень быстро, видимо, ранение все же сказалось. Он плюнул на меня и отошел к стене, сел на стул и стал расстегивать мундир, ощупывая рану.
Как только побои перестали градом сыпаться на меня, я попыталась подняться на ноги. Лежать перед сассенахами мне вовсе не хотелось.
Передо мной их стояло уже трое. Они со странными выражениями лиц наблюдали, как я встаю сначала на колени, потом поднимаюсь во весь рост. Я облизнула губы. Явственно ощутился вкус крови.
Я исподлобья смотрела на них, а они смотрели на меня. Это продолжалось недолго. Последовала очередная порция избиений, на этот раз уже от всех троих. Когда я попыталась подняться после этого, мне не дали встать. Мне с силой надавили на плечи и голову так, что я осталась на коленях. Я перестала сопротивляться, но и после этого мою голову продолжали крепко держать. Подняв глаза, я увидела, как самый низкий из них спускает штаны.
Дальше была только смрадная пелена вони немытого тела и отвратительный вкус во рту. Ужасно ныла челюсть, но сильные пальцы крепко сжимали ее, не давая стиснуть зубы. Еще одна ладонь давила на затылок.
Глаза я не открывала. Плакать себе не позволяла. Вообще постаралась замереть, не шевелиться и по возможности не дышать, тем более, что с каждым вздохом к горлу подкатывала тошнота. Кажется, им это не понравилось. Меня вновь ударили по лицу, а затем пнули в живот.
Пока я, скрючившись, пыталась отдышаться, меня подхватили и бросили грудью на стол. Под рукой оказалась гора картофельных очисток. Не глядя, я швырнула очистки назад и услышала гогот. Видимо, не попала.
Платье и исподнее задрали так резко, что послышался треск. Ногой я ощутила грубую ткань солдатской формы, на моих бедрах сжались стальные пальцы, между ног резко взорвалась боль, и кошмар продолжился под очередной взрыв неуемного хохота. Этот хохот преследовал меня все те долгие мучительные минуты, что я лежала животом на острой кромке столешницы и старательно зажмуривалась. В голове сами собой проносились ругательства, которые я слышала порой от наших мужчин. А на смену им пришла пустота.
Я так и не потеряла сознания. Просто стояла бездумно, потеряв счет времени, не чувствуя своего тела. Я даже не сразу поняла, когда меня отпустили. А когда поняла, машинально выпрямилась и одернула платье.
Глаза я так и не открыла.
Солдаты вывели меня из дома за плечи. Я шла, вытянувшись в струнку, не оборачиваясь, но спиной почувствовала жар. До моих ушей донесся гул пламени, и я поняла, что моего дома больше нет.