Меня вели через всю деревеньку. Вокруг метались люди, но гораздо больше лежало неподвижно в причудливых позах. Несколько домов уже были объяты пламенем. Солдаты в красных мундирах спешно собирали на повозки все сколько-нибудь ценное и оставляли поселение. Меня тоже подняли под мышки и бросили в одну из телег на кучу какого-то тряпья. Впоследствии мне показалось это очень странным и глупым, но я даже не попыталась бежать. Вместо этого я моментально заснула.
Дорога была длинной, и вся она прошла как в тумане. Я совершенно ее не запомнила. В памяти осталось только серое, длинное строение, где меня и еще нескольких детей вымыли, переодели и накормили хлебом.
Затем снова была дорога. А потом квадратное угрюмое здание Инверарского интерната, где я провела два долгих тоскливых года.
ДОЛГИЙ ПУТЬ ДОМОЙ Глава 1. Интернат
Угрюмое приземистое здание, будто грубо высеченное из цельного куска серого камня, мрачно нависало всеми своими тремя этажами над неприветливым садом с чахлыми, голыми по ранней весенней поре деревцами. Те нещадно гнулись к земле разгулявшимся не на шутку ледяным ветром. Его завывания нагоняли тоску и жуть и слышались везде – от самых глухих уголков запущенного сада до промозглых спальных комнат на втором этаже. Ветки старых дубов, высаженных прямо под самыми окнами, хлестали в стекла и трещали, ударяясь о толстые шершавые стены. Дождь лил как из ведра, словно вознамерившись за одну ночь затопить весь мир. Слышно было, как где-то далеко за стенами интерната, на окраине города, остервенело воют закоченевшие и промокшие насквозь бродячие собаки.
Ночник с притушенной горелкой и завешенный плотной тканью давал мало света, большая вытянутая пеналом комната тонула во мраке. Но вот среди низко надвинувшихся чернильных туч с грохотом блеснула молния, озарив на мгновение все помещение целиком. Вдоль длинных стен рядами были расставлены кровати – порядка полусотни. На них, завернувшись в тонкие войлочные одеяльца, свернувшись комочком или вытянувшись на спине, на тонких жестких матрацах спали девочки.
Младшеотделенки очень устали сегодня, иначе наверняка многие из них были бы напуганы ночной грозой. Но сейчас все спали, мерное дыхание не слышалось за воем ветра и шумом дождя, но угадывалось по вздымающимся спинам и впалым животам. Ни одна из девочек не проснулась от бушующей за окном грозы. У них позади был очень тяжелый день – день генеральной уборки, когда с предрассветного часа, и до самой ночи все интернатки бегали по этажам с ведрами, тряпками, ушатами мыльной воды, оттирая, отмывая и начищая до блеска все внутреннее убранство интерната, начиная с подвалов и заканчивая лестницей на чердак. К счастью воспитанниц, такая уборка устраивалась не слишком часто – на большие праздники или перед приездом важных гостей. В остальное время начальница интерната леди Пенроуз довольствовалась каждодневной утренней уборкой жилых помещений, воспитательных, рабочих и учебных комнат. Но завтрашний день был особенным. Потому так тщательно натирались полы и отмывались лестничные перила; потому приказчик Стант Каннергейл не жалел мыла и порошка на чистку старых гобеленов, изъеденных молью портьер, колченогих столов и скамей, облупившегося рояля и треснутой у основания арфы; потому с чердака сносили вниз, выбивали и расстилали некогда роскошные ковры, обычно прятавшиеся, дабы не стираться под проворными ножками сотни воспитанниц, обутыми в грубые стоптанные сандалии. И именно поэтому девушки-старшеотделенки собрали бережно скопленные медные монетки и отдали их прачке, доброй миссис Каннергейл, с наказом купить им в городе ситцевых лент, дешевых гребней, сурьмы и белил.
Бал! Это было, пожалуй, самое волшебное слово для всех воспитанниц интерната. Младшие предвкушали веселую возню и игры в празднично украшенном зале, высоких гостей, таких красивых и нарядных, что аж дух захватывает, музыку, не умолкающую весь вечер, и, конечно, подарки от попечителей. Старшие же, каждая без исключения, затаили в своих сердечках такую призрачную, но такую сладкую надежду – надежду на то, что когда она будет легким весенним ветерком кружиться по зале в очаровательном танце, какой-нибудь юный знатный горожанин, а то и сын местного лендлорда или, на худой конец, зажиточный торговец подойдет к ней, предложит руку, а затем и вовсе увезет из этих угрюмых серых стен в свой роскошный дом и, возможно, даже сделает своей законной супругой.