Именно сейчас как нельзя ярко припомнилась байка или, скорее, легенда, гуляющая по интернату с незапамятных времен. Легенда о красивой семнадцатилетней старшеотделеночке, в которую без памяти влюбился приехавший в эти места на охоту юный английский граф. Из уст в уста передавалась эта история, от старших к младшим, ее знали решительно все уже в первый же месяц по прибытии в интернат. Ее знали все, но никогда старшеотделенкам не надоедало пересказывать ее то и дело друг другу перед сном, частенько приписывая что-нибудь от себя, а то и вовсе представляя себя на месте легендарной счастливицы.
- Ах, если бы я была на ее месте, то, когда граф подошел бы ко мне, я бы не стала сразу улыбаться ему или, не приведи господь, приниматься жеманиться тут же! – щебетала одна из девушек своей подружке, которая согласно кивала и восторженно ахала. – О нет, нет! Я бы бросила на него томный, но непременно холодный взгляд из-под полуприкрытых ресниц и упорхнула бы тут же из его объятий! Ах, я бы терзала его весь вечер, держась с ним строго и не позволяя даже притронуться к моей руке, а если бы он пожелал пригласить меня на танец, я ответила бы, что уже обещалась кому-нибудь из наших! И тогда он, томимый неразделенным чувством, страстно следил бы за мной весь вечер, а потом, на следующий день, после бессонной ночи, вернулся бы и просил леди Пенроуз о свидании со мной. Но даже и на свидании я не удостоила бы его ласковым взглядом и добрым словом…
- Что-то размечталась ты, Лота! – злорадно бросила проходившая мимо кровати, на которой велась мечтательная беседа, статная девушка с надменным выражением лица и длинными, водопадом струящимися каштановыми волосами, распущенными по плечам, что прочим интернаткам было непозволительно в рабочие дни. – Это я – общеизвестная первая красавица в этом кошмарном месте. И если граф и обратил бы на кого свое драгоценное внимание, так это на меня, а не на такую дурнушку, как ты! У тебя все лицо в веснушках и ноги кривые!
- Зато у тебя, Клеменс, злое и жестокое сердце, и даже и не сердце вовсе, а кусок льда у тебя в груди! – с запалом воскликнула подруга несчастной Лоты, в гневе соскочив с кровати. – И не стал бы юный граф заглядываться на тебя, потому как красота душевная намного важнее красоты лица и тела!
Клеменс расхохоталась, глядя сверху вниз на распалившуюся Паулину, с раскрасневшимся лицом, сжатыми кулачками и пылающим от негодования взглядом стоящую перед ней. Паулина только год назад перешла из младшего отделения в старшее, тогда как Клеменс считалась уже выпускницей – через восемь месяцев ей должно было исполниться восемнадцать, и тогда двери интерната откроются перед ней, выпуская в большой и красивый мир.
- Осторожнее, девочка, - вкрадчиво начала Клеменс, склонившись к Паулине, едва достающей ей до груди. – Возможно, ты еще не знаешь, что я – любимица хозяйки, леди Пенроуз. И она любому устроит несладкую жизнь, если я скажу ей, будто кто-то обидел меня в этих стенах. Может быть, ты этого добиваешься?
- Я знаю о том, что ты сумела войти в доверие к хозяйке, - Паулина смело глядела прямо в глаза противнице, хотя и дрожала всем тельцем от непозволительной для нее дерзости. – И я не боюсь тебя и твоих доносов!
- Брось, Паулина! – Лота, из-за которой, собственно, началось противостояние, обняла за плечи свою младшую подругу и попыталась мягко отвести ее в сторону. – Не стоит она того. Хозяйка и впрямь может велеть запереть тебя в карцер на три дня, если эта дерзячка что-нибудь наплетет ей. А придумывать и доносить она умеет!
- Вот еще, больно надо! – хмыкнула Клеменс, откидывая за плечо свои роскошные волосы. – Может быть, уже завтра вечером я приглянусь кому-нибудь, и меня заберет отсюда прекрасный кавалер. Мужчины любят красавиц, Лота! Да, завтра мы посмотрим, кто из нас сможет привлечь внимание гостей. И твой ненаглядный граф, - она лукаво прищурилась и причмокнула губами, - будет танцевать только со мной! А там, если он понравится мне, для меня не составит никакого труда очаровать его и прибрать к рукам, так что хватит тратить время на глупые, пустые мечты!
Лота не нашлась, что ответить, только фыркнула вслед прошедшей мимо гордячки. Все было правдой – и про первую красавицу, и про любимицу хозяйки, и про завтрашний бал, вероятно, тоже.