После молитвы все выходили просветленные и притихшие, но недолго продлилось это спокойствие среди воспитанниц. Когда юноши отправились на веранду выполнять утренние физические упражнения, а девушек повели в столовую на завтрак, краткое затишье сменилось настоящим ураганом. Все будто очнулись и вспомнили снова о предстоящем грандиозном событии, и за столами только и разговоров было, что о вечернем бале. Как раз принялись гадать, когда же начнут подъезжать гости, и кто, собственно, пожалует, как неожиданно дверь в столовую открылась, и мисс Бартлет, воспитательница младшего отделения, ввела за плечо невысокую худенькую девочку лет двенадцати с темно-каштановыми волосами, коротко остриженными, как у всех новеньких. Она держалась неестественно прямо, грубые измозоленные руки были сжаты в кулачки, подбородок горделиво приподнят, курносый веснушчатый носик вздернут, плечи расправлены, а во всем облике ее читался вызов. У нее были примечательные глаза – голубые, яркие, живые, под темными стрелочками бровей, они резко выделялись на бледном заостренном личике. Жестко, едва ли не яростно смотрели они на всех собравшихся. Но больше всего привлекали внимание свежие синяки и ссадины на этом подбородке, на этом носике и под этими глазами. Такие девочки обычно прибывали в интернат из дурных семей, забитые и запуганные, и случалось подобное нечасто.
О бале мгновенно позабыли. Новенькая! Новенькая в интернате! Да еще такая странная! Ее уже успели обрядить в казенное серое платье с холщовым передником, но впечатление складывалось такое, будто на дикого коня накинули уздечку, а усмирить и объездить еще не смогли.
Мисс Бартлет подвела новенькую к свободному месту за столом младшеотделенок и велела дежурной принести еще одну тарелку с кашей. Та исполнила не сразу, поглазев немного на странную новоприбывшую. Обычно девочки поступают в интернат затравленными щенятами, эта же больше напоминала загнанного в угол смелого волчонка, вознамерившегося драться до последнего. Вот только с кем драться? Видать, привыкла к жестокости дома, бедняжка.
Новенькая есть не стала, даже не прикоснулась к каше и хлебу. Она ловила на себе взгляды сотни пар глаз, разглядывающих жадно или робко, но с возрастающим интересом. Молчание надолго повисло в столовой. И только когда новенькая, отодвинув полную тарелку и не глядя ни на кого, встала из-за стола, просторное помещение будто взорвалось шумом. Отодвигались стулья, девочки и девушки проворно вскакивали со своих мест и окружали новоприбывшую. Раздался гул сотни голосов – кто перекидывался между собой замечаниями по поводу внешности или поведения странной девочки, кто уже спрашивал ее кто она, откуда, как попала сюда и почему так странно себя ведет.
Она не отвечала никому, просто стояла, окруженная толпой интернаток, даже не пытаясь прорвать это кольцо, а напротив, внимательно разглядывая всех окруживших ее.
- Как тебя зовут? Я – Альба, – пискнула самая маленькая из младшеотделенок, шестилетняя девочка с ярко-голубыми глазами и еще не успевшими отрасти соломенного цвета волосами.
Новенькая перевела на нее взгляд, и ее глаза будто бы потеплели.
- Меня зовут Алиса.
В ее голосе слышался заметный гортанный призвук.
- Ты говоришь как северянка, - вмешалась Клеменс. Она испытующе прищурилась, глядя новенькой прямо в глаза сверху вниз. – Никак среди нас якобитка, девицы! Варварское отродье с гор теперь...
Ее презрительный голос сорвался от неожиданности и перешел в крик, когда новенькая вдруг набросилась на нее как дикая кошка. Младшие завизжали, к Алисе потянулись десятки рук, но они не могли оторвать ее от насмешницы, которая кричала и тщетно закрывала руками лицо и голову – ногти Алисы уже оставили глубокие царапины на ее красивом лице.
- ПРЕКРАТИТЬ НЕМЕДЛЕННО! – две испуганные воспитательницы в сопровождении приказчика Станта Каннергейла вбежали в столовую и принялись расталкивать девушек, столпившихся вокруг дерущихся. Мистер Каннергейл схватил беснующуюся новенькую под мышки и поднял в воздух. Она билась в его сильных руках в тщетных попытках достать обидчицу, лягалась и рычала. Наконец, девочка, похоже, выдохлась и успокоилась, просто повиснув в воздухе, как кукла. Тогда только приказчик поставил ее на ноги, продолжая все же крепко удерживать за плечи.