— Не только. Они устраивали пикники, на которых… — Госпожа Донарт замялась. – Наверное, стоило властям заявить, но виконт меня содержал.
— Что происходило на пикниках? – Брагоньер окончательно убедился, что покойный напрасно коптил небо.
Соэр уже предвидел ответ, догадывался, почему в Управу не подали ни одного заявления. Граф Арский платил достаточно, чтобы покрыть преступления сына.
Насильников Брагоньер ненавидел. По его мнению, даже убийство лучше. Мужчина не мог опуститься до подобного, втоптать честь в грязь.
— Сеньор виконт с друзьями знакомились с девушками и отвозили их за город. Брали с собой вино, наркотики и…
Соэр поджал губы. Кружок Ройса ли Трувеля виделся шайкой подонков.
— Они их насиловали?
— Да, господин соэр.
Эмма кусала ногти. Наверное, следовало заявить, а не закрывать глаза. Теперь же придется отвечать за чужие преступления.
— Как именно? По одиночке?
— Н..не знаю, — запинаясь ответила обвиняемая и, вскочив, закричала: — Я не виновата, господин соэр, я не видела! Это все они!
— А вы чем занимались? – не удержался от ехидного вопроса Брагоньер.
В какую же грязь он опять влез? Впрочем, когда это следователь носил белые перчатки!
Эмма покраснела, потом побледнела и призналась, что ничего не помнила после белого порошка. Он вызывал такую легкость во всем теле, хотелось петь, танцевать.
Девушек оставляли там же, где развлекались. Сначала зажимали в ладошках монетку за услуги, но затем резко перестали. Соэр предположил, дело в графе Арском. Он поговорил с сыном и разъяснил методы сыска.
Эякулят — вещь недолговечная, пока доберутся судебные сыска, улики пропадут.
Разумеется, жертв искали в бедных кварталах, такого же возраста, как сами представили "золотой молодежи", а то и моложе. Забаву бросили две недели назад, когда виконт в категоричной форме заявил: нельзя. Значит, что-то случилось, почувствовал опасность. Первая зацепка. Одна из жертв могла оказаться не столь безобидна, а о пристрастии погибшего к наркотикам можно узнать. Те же слуги порой очень разговорчивы.
— Как к вам попала коробочка, найденная при обыске? Вот эта. — Брагоньер поставил на стол улику. — Это ваша?
Наркотическую смесь из фаянсовой крохотной шкатулки давно высыпали, а маги поработали со следами, однако соэр все равно надел перчатки.
— Моя. — Теперь Эмма ничего не отрицала. — Я ее купила. Или запрещено? — Впервые за время допроса в ней подняло голову достоинство.
— Безусловно, нет. Что вы в ней хранили?
Вопрос пришлось повторить трижды, после чего госпожа Донарт призналась. У нее были все основания для упорства: пронести наркотики на светский раут, нюхать кокаин у всех на виду!
— Тоже вы покупали? У кого?
Эмма покачала головой.
— Мне ее дали. Бесплатно.
Перо застыло в пальцах соэра.
— Простите, что? — От удивления он даже переспросил.
В голове щелкнуло: есть! Наркотик — слишком дорогой товар, чтобы раздавать направо и налево. Не подвела интуиция, девчонка только соучастница. Нужно ее дожать, раскрутить.
— Мне ее дали, — покорно повторила госпожа Донарт. — Передали для виконта. Я не утерпела и сама…
Теперь бы Эмма выбросила и коробочку, и порошок, но поздно.
— Кто? — Хищный взгляд впился в подследственную.
Брагоньер, как охотничий пес, почуял добычу, и уже не отпустит. Хочет того девушка или нет, она выведет на след.
— Имени я не знаю. Виконт частенько покупал у него "Пыльцу счастья".
Наркоторговец на приеме? Вот уж не обрадуется графиня Сорейская! Каких проходимцев она пригласила?
— Как выглядел, сколько лет? В ваших интересах вспомнить самой, — намекнул на пытки соэр.
— Угрозы запрещены! — пискнула Эмма и замерла, пришпиленная к стулу острым, как бритва, взглядом. Сразу поверилось, следователь препарирует ради правды. — Да и не запомнила я, — уже без прежнего апломба продолжила она, стиснув руки на животе.
— А если постараться вспомнить, госпожа Донарт? Вы, кажется, не осознаете последствия своего упрямства. Так я вам напомню. Вы обвиняетесь в убийстве, пособничестве насильственных действий в отношении лиц женского пола, распространении наркотических средств. Все вместе тянет на смертную казнь. Несговорчивых преступников пытают. — При этих словах девушка всхлипнула. — К свидетелям тоже применяют особые меры воздействия. Даю вам пять минут на раздумья. Либо вы добровольно даете показания, либо делаете это в принудительном порядке.
ГЛАВА 4. Врачебная история
Эллина вышла у знакомого дома в квартале магов, трепеща от волнения. Она комкала в кулаке перчатки и надеялась, муж не ошибся.
Ребенок стал идеей фикс. Гоэта понимала, она немолода, пусть язык не повернется назвать старой. Все еще привлекательна, все еще без обвисшей кожи и сеточки морщин, однако природу не перехитришь. Рожать следовало незамедлительно. Потом, после первенца, можно позволить сделать перерыв и… Только Эллина сомневалась, хотел ли муж второго ребенка. Она и сама никогда не думала об этом, просто боялась разродиться девочкой. Тогда непременно нужно забеременеть снова, опять и опять, пока не достигнет желанного результата. Увы, пока не получалось сделать даже первый шажок.
Эллина поправила короткую вуаль шляпки — та ее раздражала, но социальный статус обязывал, — и направилась к крыльцу. Слуга сестры Брагоньера непостижимым образом умудрился записать ее к доктору Женду — тому самому, который совсем недавно сокрушался по поводу собственной занятости. Гоэта даже не удержалась от ехидной шутки: в сезон балов все резко перестали болеть.
Звякнул колокольчик, однако посетительнице никто не спешил открывать. Она позвонила снова, потом и вовсе постучалась. Тишина. Обеспокоенная Эллина послала кучера заглянуть в окно. Вдруг помощница врача вышла или задержалась, расставляя истории болезни в картотеке?
Кучер послушно перелез через кусты и, подтянувшись, заглянул в широкое окно приемной. Его наполовину занавешивала штора, разглядеть удалось немного: край конторки и мягкую спинку дивана. Есть ли кто за стойкой, мешал понять фикус. Горшок стоял в самом неподходящем месте, мясистые листья полностью загораживали место помощницы.
Слуга предложил войти. Час приемный, незачем госпоже стоять на улице. Забывчивая девица подойдет, никуда не денется. Эллина сочла его предложение разумным и толкнула дверь. Она не поддалась. Гоэта попробовала снова — с тем же успехом.
Эллина нахмурилась.
Кучер прав, приемное время, до обеденного перерыва далеко. У нее запись, между прочим, гоэта даже опоздала — и что же, врач таинственным образом испарился?
— Заперта изнутри, — повозившись с дверной ручкой, сообщил кучер.
Эллина встревожилась еще больше и, подхватив юбки, перемахнула через кусты, чтобы обойти дом и заглянуть в коридор. Слуга следовал за ней молчаливой тенью. Пусть лучше украдут лошадей, чем с госпожой что-нибудь случится. Брагоньер высказался однозначно, увольнением не отделается.
Гоэта замерла возле подоконника и подняла руку, когда кучер хотел уговорить ее вернуться в экипаж. Она увидела землю — четкий отпечаток на деревянном откосе. Кто-то залез в дом через окно. Весь вопрос: когда? Погода стояла сухая, неизвестный мог появится как вчера, так и неделю назад.
Эллина наклонилась, рассматривая клумбу. Гладиолусы бурно разрослись и не выглядели помятыми. Декоративный вьюнок тоже радовался жизни. Вряд ли кто-то прошелся по клумбе, если только… Определенно, вот тот бордюрный камень стоит неровно.