Верхний пирс сплошь затянула обезумевшая от солнца и влаги растительность. Кустарники, причудливой формы лопухи, буйно зеленые ветви деревьев, цветы, – все одуряюще пахло и торчало во все стороны.
Похоже, Планетарная прокуратура работала над имиджем самого сибаритского и купающегося в роскоши чиновничьего ведомства. И, возможно, все здесь были такие – с голыми бабами на стенах и небрежно накинутыми на плечи кителями. С мутно-серыми глазами и коньяком.
И почему я не пошел в судейские? Жил бы во флоотире на побережье и никогда бы не задумывался над тем, могу ли я обойтись без глаз и пальцев. Не шел бы теперь к Ирту, чтобы… чтобы…
Боже, Кэмбелл будет так расстроен… А я захочу, чтобы он возненавидел меня и бросил насовсем. Но он не умеет так.
Гравийная дорожка под ногами двигалась, ускоряя и так необратимые шаги. Шарообразный робот-поводырь, отправленный от кабинета следователя, летел справа и чуть впереди, но по нему невозможно было понять, как скоро Тим окажется в нужном месте и каким оно будет.
Почему эта штука не долетела прямо до камеры задержания, а нырнула в этот сад, заставляя Граува отдать мыслеприказ о парковке лифта и отправиться дальше пешком?
Уловив движение сбоку от себя, Тим схватил летящую под ветвями знакомую синюю картонку с золотым оттиском прокуратуры. Кто-то из сотрудников отправил ее по назначению, возможно, тот же Ларский. Но теперь у Граува не было доступа, и что бы он ни делал, синяя картонка останется для него просто картонкой. Пришлось ее выпустить, чтобы файлоноситель добрался до адресата.
Интерком на руке внезапно пискнул, и Тим понял, что, шагнув за шаром в сторону от дорожки, миновал впустившее его силовое поле. Робот-поводырь замер между выпирающими из земли древесными корнями. Путь окончен.
Влажная волна паники прошлась по вмиг переставшему подчиняться телу.
Зачем? Зачем? Мне нужно было просто все рассказать. ВСЕ!
Сердце гулко било в натянутый барабан груди. Три прошедших года сжались в памяти в почти незаметное, едва пульсирующее пятно.
Надо идти вперед.
Но ведь Хозяин сам решает, когда Чага нужен, сам знает, как его найти.
Шорох, быстрое движение на краю бокового зрения, и ОН вырос у плеча, еще не касаясь Тима. Захотелось опустить глаза и не дышать, хотя так не успокоить бьющую тело дрожь.
– Так-то ты меня встречаешь? – лениво и насмешливо пропел знакомый низкий голос.
Колени сразу ослабли, и Тим едва держался, чтобы не опуститься на них. Не мог заставить себя поднять глаза. Крошечная панель интеркома тревожно мигала красным, реагируя на зашкаливающий пульс капитана.
– Примитивное земное воспитание – сначала сбегать не прощаясь, потом не находить слов приветствия.
В одно короткое движение тень плантиморфа переместилась, и Тим увидел вытянутые туфли змеиной кожи, отливающие бордовым.
– Я… – протянул он, но слова не находились, а может, и не продавливались сквозь стянутое спазмом горло. В ушах стоял шум.
– Посмотри на меня, Чага.
Он нерешительно пополз вверх взглядом. Совершенно гладкие, шелковистой ткани брюки, падающие заломом на ботинки, сияющая золотом и причудливо изогнутая пряжка ремня. А выше – рубаха в тон ботинкам, со странными широкими манжетами и крошечными пуговицами, формой и цветом напоминающие почерневшие от крови ушные раковины.
От дикого вычурного наряда затошнило, словно он таил намек и угрозу.
Иногда Тим ненавидел царившие на Земле гуманизм, законность и защиту всяческих, в том числе инопланетных прав.
Последним мучительным рывком он посмотрел Ирту в глаза – единственное, что выдавало нечеловеческую суть изоморфа. Без цвета. Белесая бездна с красной каемкой вокруг круга радужки. В странной белизне отражалось совсем немногое: голод, ярость, сытость и любопытство.
– Сообрази хоть «здравствуй», наконец, – нетерпеливо протянул план-тиморф и повел широкими плечами. В его движениях была плавность и сила хищника.
– Здравствуй… те. Вы великолепно выглядите, Хо…
Тим из последних сил оборвал позорное слово. Ирт нахмурился и вцепился в него взглядом.
– Ты скучал? – проговорил Ирт с любопытством. – Мучился без меня?
Тим в одно движение обхватил себя руками. Его затрясло, как от враз накатившей ломки. Интерком окончательно взъярился, исходя на бешеное красное мигание. Под взглядом плантиморфа Чага мог говорить только правду, поэтому несколько раз судорожно кивнул.