— Ты на самом деле считаешь, что путешествовать по железной дороге безопаснее, чем по воде? Только в прошлом месяце было опубликовано сообщение о взрыве котла паровоза, о машинисте, получившем сильные ожоги. Я не советовал бы тебе рисковать своими деньгами, вкладывая их в железные дороги. Могу предложить тебе лучше рыть каналы…
Прислушиваясь к другу, Иван был занят своими мыслями. Переслать почту с Черного ручья было непростым делом. Если Лиззи направила курьера с письмом к пристани у ручья Лафурш, значит, что-то случилось на плантациях. Может, заболела Нанетт? Такое тоже возможно. Летом, как обычно, в этих местах свирепствовала желтая лихорадка, хотя, конечно, в глубинке она проявлялась в меньшей степени, чем здесь, в городе. Его соседям-креолам в Террбоне и их рабам, судя по всему, удалось избежать заболевания, но все знали, что американцы в этом отношении куда более уязвимы. Страх охватил его, и он почувствовал острую необходимость немедленно увидеть ожидавшее его письмо.
Потом он вспомнил, как далеко находится от дома, — у Лиззи были все основания для беспокойства. Удивительно, что она не написала раньше. Шесть недель прошли, проскользнули, словно дивный сон. Теперь наступило время возвращения домой.
Одна лишь мысль о близком расставании с Клео была такой мрачно невыносимой, что он поторопился закончить беседу с Амосом, пообещав ему посетить его дом вечером сразу после сиесты, чтобы поскорее направиться к пекарне Мейзи, где они с Клео были так счастливы.
Проходя через несколько кварталов от отеля "Святой Карл", он прислушивался к сопровождавшим его шаги городским шумам. Колеса карет скрипели по булыжным мостовым, из кафе до него долетали взрывы хохота, какая-то женщина нараспев восхваляла достоинства своих имбирных пирожков, которые она несла в корзине на голове, вопли игравших в открытом дворике детишек, — и всю эту какофонию увенчивал постоянный цокот лошадиных копыт. Да, он до сих пор жил в Эдеме, но теперь его оттуда изгоняли. Как же он будет по нему скучать!
По пути к пекарне он прошел мимо ювелирной лавки, в которую они однажды вошли вместе с Клео. В витрине лежало необычное кольцо с большим топазом, цвет которого напоминал ему цвет ее глаз при ярком солнечном свете. Войдя в лавку, он купил его.
Клео сидела в тенистом дворике, одетая в мягкое желтого цвета муслиновое платье с низким декольте. Она срывала умершие темно-красные цветы ползучих растений.
Заслышав шаги Ивана, она обернулась. Он раскрыл навстречу ей руки, и она впорхнула в его объятия, издав радостный вопль, когда он ее крепко прижал к себе.
— Иван! — смеясь, отбивалась она. — Ты сейчас меня задушишь!
— Послушай, чем это ты здесь занимаешься, дорогая? Цветочки может сорвать кто-нибудь другой.
— Мейзи гонит меня с кухни, а мне больше нечего делать.
— Можешь сделать кое-что для меня, — сказал он, тыкаясь носом ей в шею, — но только не здесь. Отправляйся наверх, где посетители лавочки Мейзи не смогут нас выследить, когда я буду целовать тебя.
Улыбаясь, она взяла его за руку. Он теперь хорошо ее знал, но все же глаза Клео ему казались по-прежнему возбуждающе таинственными, особенно когда она с улыбкой глядела на него. Клео повела его по лестнице наверх и тут же споткнулась о нижнюю юбку.
— Для чего они нужны? — жаловалась она.
— Леди должна приподнимать их при подъеме по лестнице. Вот так. — Протянув руки к ее талии, он приподнял платье вместе с нижней юбкой, любуясь проглянувшими ее голыми ступнями. — Клео, — побранил он, тайно все же восхищаясь ее ногами. — Почему ты не носишь ни обувь, ни чулки?
— Я не носила ни то, ни другое там, на болоте, а здесь куда теплее. — Высоко подняв юбки, она побежала вверх по лестнице на галерею.
В комнате с закрытыми ставнями он, взяв ее за руку, приказал:
— Ну-ка, закрой глаза!
Когда Клео это сделала, он нанизал ей на палец кольцо с топазом.
Ее глаза сами непроизвольно открылись, когда она почувствовала прикосновение к пальцу холодноватого металла. Клео открыла рот от изумления, а потом, вытянув перед собой руку, вихрем закружилась по комнате, не скрывая своего восхищения подарком.
— Ах, какое оно красивое! — воскликнула она. — И ты настолько добр, что даришь мне его! — Повернув руку, она поднесла ее поближе к свету, чтобы рассмотреть кольцо получше. — Ты меня портишь, — сказала она наконец. — Я стала такой ленивой.
Рассмеявшись, Иван крепко ее обнял и прижал к груди.