Вот дом ее отца, вот ее родное место, ее родовое гнездо. Ей было отказано в наследстве, но оно предстало перед ее глазами в реальном свете. На глазах у нее навернулись слезы — это были слезы жалости к своему лежащему ныне в могиле отцу. Он покоился в мраморном склепе на своей земле, сообщил ей Мишель. Но это были и слезы радости.
Когда карета, сделав поворот, выехала на ведущую к дому дорожку, она увидела и другие строения — длинный ряд выкрашенных в белый цвет невольничьих хижин. Над одной из них в небо лениво поднималась струйка дыма, а там, в глубине, она заметила сахарный завод с высоким каменным дымоходом, который был выше трубы над поместьем Мэнс.
— Ну, ты готова? — спросила ее мадам Дюкло ровным голосом.
— Ах, мадам, я так волнуюсь…
— Дыши глубже, — посоветовала она.
Кучер, спустившись с козел, передал вожжи подбежавшему к ним чернокожему груму. Открыв дверцу, он сказал:
— Вы прибыли в имение, Мэнс, мадам.
— Погоди, не торопись, — приговаривала мадам Дюкло, выходя с его помощью из кареты.
Орелия, опершись на его протянутую руку, спустилась на приготовленную для них невысокую табуретку, и затем благополучно ступила на землю. Стоя возле кареты, она разглядывала этот великолепный особняк с двумя галереями и крутой крышей с тремя слуховыми окнами. Вокруг галерей были посажены магнолии, — темно-зеленые деревья с большими восковыми цветами. За заводом раскинулись поля сахарного тростника.
Она видела перед собой свой реальный, принадлежавший ей по праву, такой прекрасный мир.
Чернокожий дворецкий с полным достоинства видом открыл перед ней дверь.
— Что вам угодно, мадам? — вежливо осведомился он.
— Пожалуйста, сообщите мадам Кроули, что мадам Дюкло и мадемуазель Кроули хотят ее видеть, — объяснила дуэнья Орелии.
— Кроули? — ничего не понимая, переспросил слуга, поморгав глазами.
— Прошу вас сообщить о нашем приезде! — решительным тоном сказала мадам Дюкло.
— Слушаюсь, мадам. — Поклонившись, он ушел.
Орелия разглядывала прекрасную двойную лестницу, ведущую вдоль стен к верхней площадке, освещенную ярким светом из высоких — от пола до потолка — окон. Свет из них отражался вспышками от десятков блестящих поверхностей, — зеркала, хрустальной вазы с букетом весенних цветов, золотых подрамников висящих на стенах портретов… "Мои предки!" — подумала Орелия. Сердце у нее застучало.
На лестницу выбежала рыжеволосая молодая женщина. Она резко остановилась, заметив двоих незнакомок в холле.
— Ах! — воскликнула она. — Я не знала… — На лице у нее появилось недоуменное выражение.
— Кто вы такие?
Орелия изучала каждый дюйм ее фигуры, на которое было надето траурное платье, ее дерзкое лицо в обрамлении модных локонов, подбородок с ямочкой и голубые глаза, которые она узнала бы повсюду, — это были глаза ее отца.
Она робко проговорила:
— Меня зовут Орелия, я ваша сестра, а это мадам Дюкло — моя дуэнья.
Нанетт вздрогнула от неожиданности.
— У меня нет никакой сестры, — недоуменно моргая, ответила она. — Вероятно, вы, мадемуазель, ошиблись.
— Мне тоже казалось, что у меня нет сестры, — продолжала Орелия, — но, судя по всему, мы обе ошибались.
Миловидное лицо Нанетт напряглось.
— Вы, вероятно, слышали о смерти моего отца. Он был хорошо известен в этих краях. А вы, скорее всего, просто авантюристка!
Дворецкий, кашлянув, сказал:
— Я пошлю кого-нибудь сообщить об этом вашей матери, мадемуазель.
— Да, благодарю тебя, Радклифф.
Алекс Арчер сидел за письменным столом в своей новой, с иголочки, конторе в небольшом городке, расположенном в самом сердце Террбона, выслушивал жалобу седовласового кайюна с ручья Лафурш, который намеревался подать в суд на своего соседа за то, что его козы забрели в его огород.
— Они вытаптывают кукурузу, мнут томатные кусты, жрут все подряд, даже перец. А моя жена не может готовить без перца, понимаете?
Алекс подумал про себя, что его отца, по настоянию которого он начал работать в семейной адвокатской фирме в Новом Орлеане, приход этого истца сильно бы позабавил, но Алексу сейчас было не до шуток. Ему было сильно не по себе из-за этой вот черной полоски, которую он носил на рукаве, проявляя дань уважения к своей будущей невесте. Он намеревался уже этим летом жениться на Нанетт Кроули. Он открыл собственную адвокатскую практику здесь, в глубинке, где течет ручей Лафурш, руководствуясь при этом не только нехваткой адвокатов в приходах возле Залива, но и желанием Нанетт жить в имении отца, возле его плантаций, которые она должна была получить по наследству.