"Значит, этот молодой адвокат?" — лихорадочно вспоминала Клео о том, что ей говорила о нем Эстер. Ей, конечно, нужно непременно, под любым предлогом, с ним познакомиться.
— А отец счел бы его подходящей кандидатурой, как вы думаете? — беззаботно спросила Клео, срывая с низкой, висящей у нее прямо над головой ветки магнолии цветок и протягивая его Орелии.
Она взяла цветок с улыбкой, осветившей ее лицо таким страстным томлением, что у Клео перехватило дыхание.
— Очень подходящая кандидатура, — сказала она. — В любом смысле.
Клео улыбнулась в ответ, полагая, что ее дочь на самом деле влюблена. Но была ли Орелия достаточно зрелой женщиной, чтобы принять твердое решение по поводу своего брака? И чего от нее хотел Мишель? Клео решила навести справки о молодом адвокате. "Если он на самом деле окажется подходящей кандидатурой, — подумала Клео, — то она своей дочери не понадобится". На самом деле матери лучше оставаться в неизвестности, — только так она сможет обеспечить ей счастье. Но если он окажется не таким человеком, что делать?
Орелия все улыбалась своей новой подруге, искренне удивляясь, как это она рассказала ей так много о своих личных делах, о своей личной жизни. Потому, решила она, что обе мы, и я, и она, — парии в обществе, поэтому мы так быстро подружились.
— Знаете, — призналась она, — мне очень хотелось поговорить с вами с первого момента, когда я увидела вас во дворе после приезда. Вы так похожи на парижанку! Что привело вас сюда, на ручей Террбон?
— Старые друзья, старые воспоминания. Я устала от любителей азартных игр.
У Орелии непроизвольно широко раскрылись глаза, и в них промелькнул немой вопрос. Они были так похожи на ее собственные, что Клео опасалась, как бы Орелия сама не заметила такого разительного сходства. Испытывая сжавшую ей грудь острую боль, она торопливо сказала:
— Я владею двумя казино в Новом Орлеане. Приходится работать по ночам, и я уже давным-давно не видела ни сада, ни таких вот птичек при дневном свете.
— Азартные игры? — неуверенно произнесла Орелия.
— Вы, конечно, считаете такое занятие неприличным для женщины, — сказала Клео, и ваши монахини в монастыре, несомненно, скажут, что вы правы. Я, вероятно, единственная владелица казино. Больше вы никого не встретите! — сказала она, рассмеявшись. — А теперь я должна с вами попрощаться, дорогая, так как вашей дуэньи наша беседа явно придется не по вкусу. Надеюсь, вы обретете счастье с вашим молодым человеком.
Она быстро зашагала прочь от Орелии, которая глядела ей вслед со смешанным чувством. Когда они вдвоем рассматривали гнездо колибри, она вдруг почувствовала странное влечение к этой женщине — она была такой искренней и такой радушной с ней. Теперь она размышляла над причиной такого необъяснимого притяжения к ней. Эта дама не была похожа ни на одну из тех женщин, с которыми Орелии до этого приходилось встречаться. Подумать только, женщина — владелица казино, в которых мужчины, любители азартных игр, просиживали до утра! Она удивлялась себе. Как же она могла так искренне обсуждать с чужим человеком свои самые сокровенные чувства!
"Нужно было спросить у этой женщины, не октаронка ли она?", — подумала Орелия.
Клео вернулась в свою комнату в кухонной пристройке с тем же двойственным чувством. Орелия стала красивой, милой, отлично воспитанной, абсолютно белой девушкой, о чем мечтал Иван, а она, Клео, все еще и ненавидела, и любила ее отца, который смог так мерзко поступить с ней.
Что касается Мишеля Жардэна, то она намеревалась встретиться с этим джентльменом-креолом, чтобы задать ему несколько нелицеприятных вопросов. Она смогла убедиться в том, что Орелия чувствует себя хорошо, и ее дуэнья бдительно за ней присматривает.
Привычка мадам Дюкло подремать после полудня предоставила Алексу возможность поговорить с Орелией без ее навязчивого присутствия. Он долго ее искал. Для того чтобы зря не рисковать и не разбудить бдительного дракона, Алекс просунул под дверь записочку, в которой просил Орелию встретиться с ним внизу в библиотеке. Там он нервно ходил взад и вперед перед полками с книгами, репетируя то, что хотел ей сказать.
Когда она открыла дверь, он бросил на нее быстрый взгляд. Она была такой очаровательной в своем простеньком платье беловато-кремового цвета, и все его заранее заготовленные фразы тотчас же испарились.
— Дорогая Орелия, — выдохнул он. — Ты настолько прекрасна, что я не в силах подобрать нужные слова…
Теплый румянец вспыхнул у нее на щеках. Мадам вдруг заявила, что белый траур больше подходит к летнему периоду. С какой радостью она сняла с себя черное облачение, и теперь чувствовала себя свободной, словно птичка.