— Это и есть то важное, о чем ты хотел поговорить со мной, — поддразнивая его, осведомилась она с серьезным видом.
— Частично.
Он невольно протянул к ней руки, и она, подчиняясь непреодолимому импульсу, вложила свои руки в его теплые ладони. Когда они прикоснулись друг к другу, ее охватило такое волнение, что она тут же попыталась вырвать их, но Алекс не выпускал.
— У тебя есть какие-нибудь сведения о моей матери?
Он колебался, не зная что ответить.
— Так есть или нет, Алекс, — повысила она голос.
Алекс проклинал себя за то, что позволил себе проявить нерешительность.
— Нет, дорогая, но сегодня мне рассказали одну интересную историю, которую, если ты хочешь, перескажу тебе позже. А сейчас я хочу тебе сказать следующее: я люблю тебя, Орелия. И хочу жениться на тебе. Ты выйдешь за меня замуж, дорогая?
Ее окатила такая крутая волна эмоций, что она чуть не лишилась чувств. Глаза у нее увлажнились.
— Ах, Алекс! Мне кажется, я на самом деле в тебя влюбилась! Я так счастлива, просто голова идет кругом!
Он хотел было заключить ее в объятия, но на сей раз она его отстранила, крепко удерживая за руки.
— Ты знаешь, что я не могу сказать тебе "да". Пока не могу.
— Почему же, любимая?
— Как я могу выйти за тебя замуж, если у меня до сих пор нет семьи, которая могла бы порадоваться этому вместе со мной, могла бы радушно, как полагается, встретить тебя.
— Могу заверить тебя в том, что мои родители, мои две сестренки, свояк и юный племянник, все могут стать для тебя членами семьи, о которой можно только мечтать.
Она горестно покачала головой.
— Будет несправедливо по отношению к ним, если ты приведешь в дом безродную авантюристку, не имеющую даже приданого. — Ей было невыносимо от одной мысли, что Алекс возьмет в свою семью незаконнорожденную сироту, которая даже лишена права носить имя своего отца.
— Дорогая, забудь об этом несчастном приданом. Тебе в Беллемонте ничего не потребуется, можешь мне поверить.
Сердце ее все больше наполнялось любовью к нему, она даже опасалась, как бы оно не лопнуло от этой приятной, распирающей силы.
— Речь не о деньгах, а о моем праве носить имя отца, и я должна этого добиться.
Его сердце забилось сильнее. Элизабет и Нанетт Кроули никогда по собственной воле ее не примут. Мог ли он сказать ей сейчас, что Нанетт со своей злобной ревностью настраивает все местное общество против нее? И он частично нес вину за такую ревность!
— Я должна знать, кто родил меня на этот свет, — сказала Орелия. — Я на самом деле люблю тебя, Алекс, но я должна довести до конца то, что начала, и только после этого дам тебе свое твердое обещание.
Он, обняв ее, нежно поцеловал, и она вся затрепетала от его поцелуя.
— Ну, позволь мне отвезти тебя в Беллемонт, — умолял он ее. Он был уверен, что стоило ей хоть раз появиться в лоне его семьи, и она не будет так остро чувствовать свою навязчивую потребность в признании. Все ее члены любили друг друга, были привязаны друг к другу, несмотря на то, что ему открыла мать во время его последнего посещения дома, и она лишь удивлялась, как это им удалось скрыть от него это трагическое событие, не позволить ему омрачить его детство, — этот заброшенный дом "Колдовство", с его таинственной, одинокой, заросшей сорняками могилой. Только глубокая любовь матери с отцом позволили им возвыситься над горем и давними сожалениями. Он был убежден, что если бы Орелия увидела такую настоящую любовь, если бы она сама ее испытала, то могла бы многое понять, — но, увы, она не хотела изменить своего решения. Она отказалась разговаривать на эту тему. Ослабив немного объятия, он сказал:
— Речь идет об одной молодой девушке, отца которой прикончили ножом около восемнадцати лет назад, оставив таким образом ее сиротой. — Он старался сохранить беспристрастный тон, но тут же заметил, как Орелия вся напряглась. — Твой отец проявил к ней интерес, — продолжал он, теперь тщательно подбирая слова. — Видишь ли, она оказалась беременной…
— Только не мой отец! — воскликнула Орелия, отстранясь от него.
— Никто этого не утверждает, любовь моя. Но мне сказали, что твой отец предложил найти хороший дом для нее и для ребенка. — Он помолчал, решая, продолжать или нет. Наконец он закончил:
— Она — представительница болотных людей, коренных американцев, которых многие жестоко называют дикарками.
Орелия побледнела.
— Какая печальная история! Но я рада, что ты мне ее рассказал. Она еще раз доказывает, каким щедрым человеком был мой отец.