— Ах, это настоящий невыдуманный роман, не так ли? — донимала ее Серафима.
Несколько молодых людей подошли, чтобы пригласить их на танец, лишая их возможности посплетничать. У Орелии не было отбоя от кавалеров. Вдруг она увидела, как к ней направляется Алекс Арчер, вероятно, чтобы тоже пригласить ее.
Всю неделю его не было видно в пансионе, и она больше с ним не встречалась после той памятной беседы в библиотеке, когда он рассказал ей о своем визите к чете Будэнов. Когда он поклонился перед ней, у нее пересохло в горле. Она на несколько секунд даже лишилась дара речи. Приняв ее молчание за знак согласия, он обнял ее за талию.
Следуя за ним в танце, она вдруг почувствовала, что все у нее внутри затряслось, и она очень боялась, как бы он этого не почувствовал. Но она была прирожденной танцовщицей.
— Куда это вы пропали? — спросила она, слегка задыхаясь от танца.
— Рад, что вы это заметили. — У него был взгляд, в котором она чувствовала такое радостное, такое интимное понимание, что опустила стыдливо глаза.
Алекс был поражен, с какой легкостью она следовала за его малейшим движением, ему было очень приятно сжимать ее руку в своей. От этого физического с ней контакта у него кругом пошла голова. Против своей воли он все сильнее сжимал ее за талию. Она пытливо вскинула голову, перевела свой взгляд с его плеча на лицо, и тут их многозначительные взоры встретились.
Испытывая легкое головокружение, Алекс спросил себя: "Неужели я влюбляюсь?"
Пораженная его проникновенным взглядом, Орелия отвела в сторону глаза и, вздрогнув от неожиданности, увидела Мишеля возле стены, который о чем-то серьезно разговаривал с ее сестрой. Больше всего ее удивила та удовлетворенная улыбка, с которой Нанетт внимала ему.
Вспоминая отвратительную, развязанную Нанетт клеветническую кампанию против нее на балу у Визе несколько недель назад, Орелия гадала, что же заставляло Нанетт так улыбаться, что забавного рассказывал ей Мишель, которого ее мать даже не желала принимать у себя.
В это мгновение Нанетт подняла голову и их взгляды встретились. Даже на таком расстоянии она увидела исказившееся от гнева и ревности миловидное лицо Нанетт. Потом в ужасе заметила, что ее сестра почти бегом, огибая удивленные танцующие пары, направлялась к ним.
— Алекс! — попыталась она тихо предупредить его. Но в это мгновение Нанетт схватила ее за волосы. Впервые она произнесла его имя. Те несколько секунд, за которые она подвергалась нападению со стороны Нанетт, эта мысль сверлила ей мозг. Слезы брызнули у нее из глаз.
— Нанетт! — крикнул Алекс. В голосе его чувствовался жесткий упрек.
В элегантном бальном зале все замолчали. Орелия, преодолевая стыд, услышала гневные, шипящие слова Нанетт, обращенные не к ней, а скорее к Алексу!
— Как ты посмел со мной так поступить!
Алекс быстро среагировал. Схватив Нанетт за запястья, он что было силы их сдавил, заставив ее разжать руки и отпустить волосы Орелии.
— Ты такая же, как и твоя мать! — разъяренно произнесла Нанетт. — Но я не побоюсь громкого публичного скандала, тебе ясно?
Алекс, не прекращая вальса, увел Орелию через залу к большому французскому окну, выходящему на галерею. Эта отвратительная сцена длилась всего несколько мгновений, но последний взгляд Орелии, брошенный на свою сестру, поразил его до глубины души. Алекс, обняв ее за талию, пытался втолкнуть ее в круг танцующих. Тишину в зале нарушили шепотки, громкие восклицания, возгласы удивления, возобновленные разговоры, — и весь этот внезапный шум даже перекрывал музыку. Несмотря на переполох, чернокожие музыканты продолжали играть.
Продолжая вальсировать, Алекс довел ее до темного уголка на галерее. Там они остановились. Увидев слезы в ее глазах, он крепко ее обнял. Склонив голову, он нашел ее губы и нежно поцеловал их. Этот поцелуй, казалось, вызвал в нем настоящий взрыв эмоций. Все же он был пока женихом Нанетт.
Но чем она заслужила такое вызывающее нападение с ее стороны?
У нее голова шла кругом, она даже не заметила, как обняла его за шею, ей казалось вполне естественным то, что она его держала в своих объятиях, ласкала его, упиваясь сладостью его поцелуя.
Отстранившись от нее, он ласково рассмеялся.
— Нужно за все поблагодарить Нанетт. Как я мечтал вот так обнять тебя. Как долго я ждал этого момента. — Сделав шаг назад, он разглядывал ее критическим взором. — У вас растрепаны волосы, мадемуазель. Хотите я вам поправлю прическу? Вы мне доверяете?
— Вам? — Она задыхалась от бушующих у нее внутри чувств. Этот поцелуй для нее стал каким-то катаклизмом, новым, неизвестным еще опытом, но только не для него. Да как он посмел смеяться? Однако это был смех возлюбленного, он тоже свидетельствовал о переживаемом им потрясении.
— У меня две сестры, — сказал он, поворачивая ее спиной, чтобы оценить нанесенный ее прическе урон. У нее на затылке развязался греческий узел, и волосы теперь спадали на плечи. Положив на место выпавшую оттуда спиральку, он укрепил прическу булавкой из черепашьего панциря. — Какие прекрасные волосы, — шептал он, нежно гладя их.
От его нежного прикосновения Орелия вся задрожала от испытываемого удовольствия и одновременно от чувства вины.
— Я попросил Нанетт освободить меня от данного ей слова, — сказал он будничным тоном. — О нашей помолвке никогда официально не сообщалось, это помешала сделать смерть ее отца.
— Но она тебя любит, — попыталась, вся дрожа, убедить его Орелия.
— Когда-нибудь я тебе расскажу, почему я не мог жениться на Нанетт. Перенос на год свадьбы позволил и мне и ей избежать большого несчастья. Думаю, она это поймет, когда затянется ее рана от уязвленной гордости.
— Ах, вот вы где, мадемуазель, — послышался необычно резкий голос мадам Дюкло. — Прошу вас немедленно возвратиться в зал!
— Да, сейчас, — сказал Алекс. — Мне казалось, ей неудобно возвращаться в гостиную с испорченной прической. Посмотрите, мадам, может, вам удастся улучшить мою работу.
Поклонившись, он оставил их наедине.
— Уж больно он дерзок! — Мадам Дюкло, схватив Орелию за руки, повернула к себе спиной, чтобы получше разглядеть ее прическу. Ее проворные руки поправляли локоны. — Просто поразительно! Как это ему удалось?!
— У него две сестры, — задумчиво проговорила Орелия, испытывая невероятный соблазн похихикать. Никогда она еще не была такой счастливой.
9
— Какая ты красивая! — тихо сказал Алекс. — Интересно, может ли мужчина умереть от любви?
— Ты просто безумец, если говоришь мне такое, — прошептала в ответ Орелия. Щеки ее горели. — Я не желаю этого слушать!
Они встретились в библиотеке перед полками старинных книг, принадлежащих старушке хозяйке, но на сей раз не случайно, а по не высказанному вслух обоюдному согласию. Орелия заметила, как он предпринимал усилия, чтобы оказаться с ней наедине, и постаралась удовлетворить его желание.
Времени было мало. Мадам Дюкло предпринимала все возможное, чтобы не допустить между ними никаких бесед с глазу на глаз. Она следила за ними с такой бдительностью, что Алекс уже не сомневался, что она действует от имени Мишеля Жардэна.
— А разве Жардэн тебе не говорит об этом? Он говорит с тобой о любви?
— Иногда, — призналась Орелия, — но только в шутку. — Она заметила, как помрачнел от гнева Алекс.
Она не верила Мишелю, когда он признавался ей в любви, ей не нравилось, как он с видом собственника запрещал ей любить кого-то другого. Может, это происходило оттого, что он, хотя и сопровождал ее на балах, никогда не приглашал ее на танец и, казалось, был весьма доволен, когда ее осаждали поклонники.
— Он хочет от меня побед, — призналась она ему. — Он утверждает, что мне необходимы друзья. Но он — лучший мой друг. Кроме тебя, — спохватившись, добавила она.
— Я — твоя победа, — твердо поправил ее Алекс. — И этого для тебя вполне достаточно. — Его сердце билось так же сильно, как и ее.