И вот сегодня перед нами стремительно развивающийся мир, напичканный всевозможными технологиями и удивительными изобретениями, и сколько нам еще открытий чудных готовит завтрашний день — можно радоваться и пожинать плоды потребления. Восторгаться пышной роскошью дворцов-супермаркетов и возлагать дары на алтарь богов наших, массовых коммуникаций и пророка их интернета.
И вот в эти счастливые дни двадцать первого века, мы на таком сочном и ярком фоне остаемся какими-то неправильными людьми. Как сказал бы про нас старина Винни-Пух, это неправильные пчелы и они делают неправильный мед.
Мы, те кто умеет ВИДЕТЬ, в бессильном страхе прикрывающиеся доспехами спецслужб, корпораций, тайных братств. Зарывающие свои таланты от греха подальше или просто предпочитающие не обращать внимания на проявления этих непрошенных талантов.
Впрочем, есть и те, кому не страшно. Кому не терпится выпустить джинна из бутылки и узнать, как глубоко может увести кроличья нора. Именно их мы называем «минусы».
И ходят слухи, что в Москве уже который год заседает некий, глубоко законспирированный Конгломерат. Черный спрут, тянущий окрест ласковые щупальца. В поисках единомышленников и сочувствующих, в поисках молодых талантов.
Вот кстати как у них интересно проходят рабочие совещания — все в венецианских масках и пурпурных хламидах? А после решения рабочих вопросов, наверное, следует оргия?
Полине там, наверное, нравится. Она всегда была очень целеустремленная девочка. Единственное, что мне было непонятно, почему она так «вовремя» решила переметнуться. Чуть не через неделю, после того, как я сломался. Неужели дело было во мне? Ладно, даже думать об этом не хочется.
Вот так мы и живем. Заглядываем туда, куда людям заглядывать не положено, пытаемся подергать за хобот слонов, которые поддерживают мир. И радуемся, что средние века остались в прошлом, и очистительный костер за колдовство нам, вроде бы, не грозит. И ко всему прочему мы отчаянно ненавидим друг друга. Но еще больше — боимся людей.
Тех обычных людей, которые составляют оставшиеся девяносто восемь процентов населения земного шара. Не сведущие в наших внутренних разборках и заморочках. Те, за чьи судьбы мы осмеливаемся порой решать, не спрашивая разрешения и не уведомляя официальным письмом.
Я бродил по городу часа три.
Старался нащупать след Максима, но тщетно.
Возвращаться к дому, возле которого так вовремя оказался человек в сером, тайный покровитель Краснорецка, я пока не хотел. Решил отложить до вечера.
Странное впечатление производил на меня этот городок. Я бы не назвал этот Краснорецк запущенным. Не было в нем никаких примет вымирания и упадка. И не было в нем ощущения безвременья, эдаких «вечных девяностых», какое возникало у меня иногда в таких же небольших российских городках.
Скорее он выглядел погруженным в сон. Оцепенелым. Сонное царство, город грез.
За весь мой маршрут мне встретилось лишь несколько прохожих, да пару раз обгоняли автомобили.
Где-то на периферии зрения и слуха слышались голоса, шум двигателей, плеск луж, карканье воронья. Но стоило мне повернуть голову — и я снова видел оцепенелый сонный пейзаж.
Мне все это не нравилось.
Настолько меня смущала эта странная атмосфера, что на миг даже промелькнула шальная мыслишка — вдруг мне это снится?
И всякий раз очередной поворот, зашторенное окно, бетонный забор, очередное серое здание, засыпанное палой листвой — все это я придумываю сам?
А отворачиваюсь — и все исчезает.
Я даже плечами передернул. Неприятно.
С очередным поворотом улочки я набрел на кафе. Яркая вывеска приглашала посетить:
«Кафе-бар-бильярд ПРИЧУДА банкеты-торжества-юбилеи».
Стилизованная винная бутылка и ножки Буша явно перекочевали на вывеску из набора старинных виндосовских клипартов.
Я сразу же почувствовал, что сильно проголодался, да и вообще достаточно уже побродил, хорошо бы полчаса посидеть, передохнуть.
На первый взгляд интерьер кафе можно было счесть даже стильным. Сплошное дерево — обитые деревом стены, деревянные столы, лавки, дощатый пол.
Играла музыка. Откуда-то из глубины кафе сквозь шепелявые динамики надломленным басом подвывал под аккомпанемент синтезатора исполнитель шансона, хмурый певец блатной романтики.
За стойкой протирал кружки двойник бармена из гостиницы. Такой же крепкий лоб, такой же мрачный взгляд. Челюсти медленно перемалывают жвачку.