Он снова сделал паузу, колдуя над ульем. Я молча ждал продолжения.
— Короче говоря, война кончилась. И в конце сороковых сделали это самое искусственное озеро. И накрыло оно и деревеньки, и все эти кости солдатские. Ну а потом, стали местные кое-чего замечать, как раз лет пять прошло после стройки… А я, надо сказать, после армии сюда вернулся, в милицию пошел работать. Так что всякие такие неположенные вещи и через меня, в числе прочих, проходили… Стали тут творится разные мутные дела. То свечение какое-то по воде ходит, рыбаков пугает. То волки какие-то несусветные, здоровенные, по окраинам шастать начинают. То какой-нибудь нормальный работящий мужик, возьмет вдруг, хлопнет портвешка, выведет лодку на середину озера, привяжет к шее авоську с кирпичиками и в воду — хлоп! Или того хуже, приедет из центра какой-нибудь тилихент, учительствовать к примеру, а через недельку берет в руки лом и идет с ним наперевес к соседям, голоса в своей голове глушить. Много было чего. С тех пор много времени прошло. Страна уже сменилась, а сам я давно на пенсии. Но вся эта дребедень продолжает твориться. Каждый год, каждый месяц. А знаешь, почему?
Я жадно слушал. Вопросительно уставился на Пасечника.
— Пусть это и прозвучит глупо. — сказал он. — Но мне не привыкать. Я считаю, все это из-за того, что души неупокоенные там, в озере. Там, да и по окрестностям, как ядом все потравлено, и живет тут у нас, сынок, темная злая сила, которая человеку не подвластна. Зато она человека легко в куклу превратит. Такие вот пироги с чертенятами…
Вот почему сюда так стремятся «минусы», подумал я.
Темная злая сила, старые погребения на дне водохранилища.
Для них это действительно настоящий курорт, сильнейшая эмоциональная подпитка, живительный источник. Практически Ессентуки.
— У тебя вот случаем не было странных снов, видений? — насмешливо поинтересовался Пасечник.
— Вообще-то были, — я мельком вспомнил некоторые события прошедших суток. — Вообще-то, У МЕНЯ ТАКИЕ БЫЛИ ВИДЕНИЯ, МАТЬ ИХ, ЧТО…
Я прикусил губу, сдерживаясь.
— Прошу прощения, — добавил я тише. — Нервы.
— Город пробует тебя на вкус, — с уверенностью заявил Пасечник. — Вытаскивает наружу твои скрытые страхи, переживания и выкладывает их перед тобой рядком. Угощайся. Город хочет узнать, что из предложенного будет на тебя воздействовать сильнее всего. Он тебя проверяет.
Пасечнику было весело. Ему, должно быть, редко приходилось говорить о подобных вещах, не хватало достойных слушателей.
На меня же его слова произвели очень сильное впечатление. Я слегка растерялся.
— Что еще узнать хочешь? — спросил Пасечник, оттаскивая какую-то фанерную доску на край двора.
— Вы не знаете, где я могу найти этого парня, который к вам приходил, Максима?
— Откуда ж мне знать. Тебе видней. Ты глазастый.
Я не разглядел выражения его глаз под сеткой. Но почему-то понял — он ЗНАЕТ, кто я и зачем здесь.
Он был вовсе не обычный милицейский пенсионер, любитель разводить пчелок. В нем тоже что-то было.
— Темная и злая сила, говорите? — сказал я, бодрясь. — Что ж, посмотрим на нее.
— Посмотри, посмотри, — одобрил Пасечник. — А если что, заходи, я тебя медком угощу. Только, мой тебе совет…
Он снова замолчал.
— Ехал бы ты отсюда, сынок.
Я ждал какого-то продолжения, но Пасечник молчал. А потом вовсе повернулся спиной и, словно уже забыв про меня, отправился к сараям на дальнем конце участка.
Что же такое, все хотят меня отправить подальше отсюда. И Макс, и та сумасшедшая девица. И все эти… глюки… или что это было?