— Проваливай туда, откуда появилось. — сказал я, опуская руки.
Толпа пребывала в шоке.
Музыка продолжала орать. Но люди, бесновавшиеся у дамбы, поникли, как-то завяли. Исподлобья поглядывали друг на друга мрачными сонными взглядами. Стаскивали с лиц уродливые маски. Пытались сообразить, какая нелегкая занесла их на эту чавкающую глиной окраину.
И куда делась та недавняя эйфория, воспоминания о которой еще удерживало сознание.
Вечеринку я им подпортил.
И стихли стоны и крики призраков в моей голове.
Они втянулись в свою реальность, покидая расставленную «минусами» ловушку, в которой им пришлось томится долгие годы.
Взревев совсем уж безумно, словно стараясь напоследок оглушить, оборвалась музыка. Погасли лазерные лучи и прожектора.
Ужасное зрелище. Толпа людей, вдруг разом потерявших жизненную нить. Не понимающих, где они и кто они, чем они тут занимаются. Что они здесь делают.
Я спустился по бетонной лестнице, пошел мимо них, так же уверенно как шел совсем недавно. Только теперь они не расступались передо мной. Они не чувствовали меня, не ощущали. Я сам расталкивал их, удивленных, ошарашенных, потерянных. Ничего, теперь у них будет время хорошенько подумать обо всем. Собственной головой.
Краснорецк начинал просыпаться, город сбрасывал с себя оцепенение.
Я посмотрел в небо.
И обостренными чувствами «проводника» увидел мелкую черную труху, оставшуюся от некогда нависавшей над городом сети. Она медленно растворялась в воздухе, рассасывалась.
Рассвет довершал начатое мной.
Я услышал, как на другом конце города смеется странный Пасечник. Поглаживает по голове овчарку и смотрит сквозь сетчатую вуаль в светлеющее небо. И собака довольно раскрыв пасть и выставив язык, будто тоже улыбалась.
Я увидел Максима, с прищуром глядящего в небо. Он тоже видел рассыпающиеся темные частицы. Он не улыбался.
И еще я увидел того «проводника», который помогал мне качать силу. Он стоял на балконе гостиницы, ероша непослушные волосы и поводя худыми плечами от холода. И, кажется, ничего толком не понимал.
Погоди, Дима, сказал я ему мысленно, сейчас я тебе все расскажу.
Хлопнув дверью машины, я включил зажигание. Давай, ласточка, заводись. Сейчас не время глохнуть.
12. Выбор пути
Я старался выжать из выделенной мне Черномором колымаги все, на что она способна.
Интересно, специально он подсунул мне такого строптивого железного коня? Точнее, такую клячу?
Ведь заведись она в первое утро, уехал бы я из городка. А там быльем оно все порасти. И кто знает, что было бы дальше. Но получилось совсем по-другому.
По моим расчетам, часа два с половиной или три хорошей езды без пробок — и мы должны были добраться до Москвы. А там посмотрим.
Главное, выбраться уже наконец из этого городка.
— Ты очень помог мне. — сказал я, выворачивая руль. — Спасибо.
Он хмыкнул.
— Я не совсем понял, что это было. — признался Дима. — Я проснулся. Просто подумал, вам нужно помочь. И все. Потом я вернулся в комнату и уснул.
Я поглядел на него. Он отвернулся, стал смотреть в окно.
— Кстати, мне очень странный сон приснился. — сказал он.
— Не рассказывай. — сказал я. — у нас не принято рассказывать сны. Есть такая традиция — надо его записать и отложить в личный архив. И так с каждым сном. Потом, через какое-то время, можно перечитать, сравнить.
Это мы проходили в самом начале. По сновидениям отслеживался процесс «включения» сознания. У меня была целая папка, набитая такими листками. Шесть месяцев назад я сжег все ее содержимое в кухонной раковине.
Глядя на дорогу, я покопался в бардачке. Нашлась и ручка, и несколько мятых листков.
— Странные у вас традиции.
Дима подпер щеку рукой, положил лист на коленку, принялся что-то корябать.
— Да мы вообще странные. И суеверные до невозможности.
— Угум. — Дима сложил лист, спрятал в карман. — Типа охотники за приведениями, ван хельсинг и всякое такое…
А ведь можно понять Максима, и Полину, и Черномора. Их всех можно понять, подумал я.
Удивительный случай, редкий шанс. Если он действительно — Вектор.
Самый обычный парень, не испорченный. Не избалованный. Не хуже и не лучше других, без заскоков, без болезненных комплексов, без лишней дури в голове. Табула раса.
Что с ним будет делать Черномор?
Запрет его в четырех стенах с зимним садом, дрессированными павлинами и бригадой массовиков-затейников?
Будет усиленно окружать заботой и лаской?
Или наоборот? Будет стращать его, специально накручивать. Отправит в какую-нибудь дыру, похуже, чем вчерашнее сборище Уруту.