Он лежал, не в силах пошевелиться, беспомощно раскинув руки, похожий на перевернувшегося на спинку жука. Беспомощный, полный боли и ненависти.
Быть может, он с удовольствием прикончил бы меня сейчас.
Но ведь он когда-то был моим другом.
И я не марионетка.
А судьба этого мира решится и без нас. Не мы первые, не мы последние.
Но если ради светлого будущего надо плевать в собственное отражение и убивать друзей — зачем нам такое будущее?
Начал моросить мелкий острый дождь.
Я отвернулся и зашагал через пустырь.
Вот все и закончилось, Димка, думал я, поднимаясь по эскалатору торгового центра. Он полз медленно, лениво, но теперь я мог не спешить.
Теперь все будет хорошо. Поедем сейчас в Москву, первым делом приведем себя в порядок, пожрем нормальной горячей еды, а потом сгоняем в кино. Обязательно в кино. На какую-нибудь глупую американскую комедию. Чтобы ведро поп-корна, лошадиное ржание со всех сторон зала. И вообще ни о чем не думать.
И пошли они все к черту. Черномор, контора… Подождут.
Я вспомнил, что мне некуда ехать.
Черномор сказал мне об этом в самом начале — моя квартира больше мне не принадлежит.
Ладно, что-нибудь придумаем. Командировочных мне пока хватает.
Но тут же укололо, зацепило за самое нутро — на что хватает?
Что ты собираешься делать, когда хватать перестанет?
Куда ты вывезешь мальчишку?
Тебе некуда ехать, некуда деваться. Куда ты хочешь его везти, парень, ответь?
Я не собирался устраивать диалоги с внутренним голосом. После решим.
Редкие первые покупатели, ранние пташки, с ужасом оглядывались на меня. Я был похож на бомжа — перепачканные грязью куртка и джинсы, засохшая кровь на верхней губе, трясущиеся руки, пьяная походка.
Плевать.
Я шел в сторону зала с кафешками.
Манекены смотрели на меня сквозь стекла витрин нарисованными глазами. Им тоже было наплевать.
На столике стояло два стакана, поднос со скомканными обертками от гамбургеров и хот-дога. Пустой пакет из-под картошки.
А еще там лежал сложенный вдвое листок бумаги, прижатый резной фигуркой, изображающей филина.
Я подошел к столу. Оглядел пустой зал.
Парень с красным козырьком дремал за кассовым аппаратом, опираясь щекой о ладонь.
Я поднял листок со стола.
«Мне приснилось, как человек идет через лес. Он шел к воде. Лес был засыпан желтыми листьями. Я знал, что лес и человека, и даже воду, к которой он идет — придумал я. Я придумал такой мир сам, и в то же время я был в нем. Человек вышел к воде. Небо было серым, у самой воды стоял ангел. Человек спросил у ангела о своей судьбе. Ангел сказал ему, что если он захочет, то сможет изменить мир. Этот человек мне почему-то нравился. Мне очень захотелось, чтобы так и было. Я решил, что все будет хорошо, и ушел от воды, ангела и того человека. Мне надо было посмотреть и другие миры…»
Я стоял, бессмысленно глядя на строчки, выведенные прыгающим мальчишеским почерком.
Ушел. Просто ушел, убежал, послал нас всех по адресу, или…
Он научился открывать Окна? Конечно, он ведь мог это сделать. Он ведь был таким способным.
Увидел наш мир во всем многообразии. Всю его жестокость, глупость, гнусность, всю бессмысленность происходящего.
Увидел, как мы грызлись из-за него, как какие-нибудь драные пираты из-за сундука с золотом.
Как мы с Максимом лупили друг друга посреди пустыря. Два обезумевших хищника.
А затем он собрал взглядом огненную пыль и сделал шаг.
Один единственный шаг отделявший его от грязного и серого мира до… до чего собственно?
Ведь мы не знаем, что там.
Не имеем ни малейшего представления, кроме смелых предположений, осторожных гипотез. Всяких сказочек и домыслов.
Покой и забвение?
Новый чудесный мир, мириады, созвездия миров?
Бесконечный калейдоскоп пестрых реальностей?
Или просто свет — абсолютный, беспредельный?
Или просто тьма — равнодушная, бездонная?
— Ты ошибся. — прошептал я. — Ведь это не выход, Дима.
Окна не предназначены для входа или выхода. Окна это не двери. Даже для тех, кто потерял веру. Даже для тех, кто потерял любовь. Даже для тех, кто ищет новые миры.
— Почему? — беззвучно спросил я.
«Мне стало интересно».
— Что там?
«Сложно рассказать, у меня не хватит слов. Здесь все по-другому».
— Ты… умер?
«Вот еще… Вовсе нет».
— Расскажи мне, где ты?
«Я не смогу. Это сложно описать. Извини. Но не расстраивайся, возможно когда-нибудь ты узнаешь. Это… интересно».