Ох, матушка, как же ты там?
О родне я старалась не думать. Неправильно это — бежать, а опосля волосы рвать на себе да в рыданиях заходиться. Нет уж. Ушла, значит, ушла. И дороги назад нету.
— Рановато ты уходишь, Вёльма, — ухмыльнулся Амельд, усевшись на широкий яснин подоконник. — С тобой вон как весело в Подлесье стало.
— Пожил бы ты с ней под одной крышей денек, — не без насмешки добавил Арьяр, — узнал бы, что такое настоящее веселье.
— И чего ж это тебе не по нраву? — взметнулась я со стула. — Значит, мешаю тебе под одной крышей?
Мужчины переглянулись и дружно рассмеялись.
— Да тише ты, Вёльма, — примирительно произнес Арьяр. — Я ж шучу.
— Ты бы шутил острожней, Арьяр, — снова влил масла в огонь Амельд. — А то лицо разукрасит точь-в-точь как Чернаве.
Арьяр прикрыл лицо руками и отошел назад.
— Ох, как боюсь! Лиса — зверь хитрый!
И снова дружный смех.
— Да ну вас! Злыдни! — мотнула головой я и снова села.
За окошком день полностью вступил в свои законные права. Солнышко ясное разлилось лучами теплыми, все ближе подбираясь к зениту. Травка питалась его живительной силой, а листочки на деревьях просвечивались будто бумага тонкая, каждую свою жилочку открывая.
Помнится, видела я как-то бумажные листы. Приехал к нам в Растопшу сборщик княжеских налогов. Сундучок у него еще был такой чудной. Резной, медными вставками украшенный. На нем все узоры красовались — птицы диковинные, цветы пышные, волны моря студеного. Открыл он тот сундук, а там — видимо-невидимо всего. Перья гусиные, до остроты ножа заточенные. Склянки с жидкостью темной, чернилами прозываемой. И бумага. Белая, тонкая. Дотронешься и хрустит, будто корочка на хлебе только что выпеченном. И пахнет так по-особому. Тогда-то мне выучиться грамоте и захотелось. Вот попаду в Трайту, найду Дом Предсказаний и попрошу, чтоб окромя чародейства меня читать-писать обучили. Не век же неграмотной ходить!
— И куда это ты бежишь? — послышался крик Ясны, которая за чем-то из дома отлучилась. — В чужой дом без спросу?
Дверь распахнулась, и на пороге появился Ладимир. За ним знахарка.
— Ишь, взяли по чужим домам шастать! — злилась она. — Нет, чтоб хозяйку спросить?
Ладимир оглянулся на нее. Да так, что знахарка прямо как-то сникла.
— Чернаве снадобье от синяков нужно, Ясна. За тем и пришел.
Не видя больше сопротивления, Ладимир прошел в комнату и остановился напротив меня.
— Ну как, Вёльма? Заживет до свадьбы?
— До твоей разве, — огрызнулась я и тут отвернулась от него.
— Ладимир, ты жениться что ль надумал? — хохотнул Амельд. — Да какая ж девка за тебя пойдет?
— Одна-то точно пойдет. Даже побежит вприпрыжку, — снова подала голос я. — Вон как разукрасила за то, что на пути попалась.
Я обиженно указала пальцем на свое лицо и опять отвернулась, желая выказать полное презрение к колдуну. Тот только головой помотал.
— Сразу видно, что чужачка ты, Вёльма. Никакая Чернава мне не невеста. Она и тебя-то обманула только из-за того, что никого не знаешь ты здесь.
— А подарочек на лице она мне так, за доброе слово, оставила?
— Ты не держи на ее зла, лисица, — уже мягче проговорил Ладимир. — Больно норовистая она, никого не слушает.
— Знать, одним норовом тебя взять решила, — хохотнул Амельд. — Дед Ждан и тот ей сказал, что, мол, не женится на тебе Ладимир, а она ни в какую.
— Стойте-ка! — я даже привстала, развернувшись лицом к мужчинам, вмиг обиду забыв. — Выходит, не люба тебе Чернава и жениться не хочешь?
— Да какое жениться! — махнул рукой Арьяр. — Он сам от нее огородами уходит!
— И то, если в капусте ее подруги не сидят! — загоготал Амельд.
Я тоже усмехнулась, оценив все дело. Выходит, каким бы грозным не был Ладимир, от Чернавы ему самому спасу нет. Живо вообразив, как он прячется за плетнем от чернокудрой красавицы, я было рассмеялась, но тут же это занятие прекратила. Оцарапанная щека все еще саднила и неприятной болью отзывалась.
— Ты бы девке объяснил, а то ведь изводится вся, — вставила Ясна. — На прошлой седмице ко мне явилась — приворотной травы просила.
Ладимир шумно выдохнул:
— Ох, дурная. Решила, что я зелье не распознаю.
— Чернава ведь не чародейка, почем ей знать?
— И то так.
— Зато теперь у нее глаза сияют не хуже, чем у любой колдуньи, — опять пошутил Амельд.
— Дай ей снадобье и все уйдет, — сказал Ясна, подавая Ладимиру склянку.
Амельд встал с подоконника, подошел к знахарке и так доверитель, чуть склонившись вниз, проговорил: