— Чего тебе еще?
Муж Румяны коня притормозил и, сбивчиво дыша, проговорил:
— Беда у нас, Ладимир. Помощь твоя нужна.
— Какая ж еще беда?
— Дочь наша, Забава, пропала. Увезли ее.
Я так и открыла рот да сказать ничего не смогла.
— А мы с Вёльмой зачем?
— Чародеи вы, вас люди послушают…
Вот те раз! Еще и ворожить не научилась, а уже чародейкой зовут.
Ладимир вздохнул и тихо выругался. Да так выругался, что даже Мирка моя уши прижала.
— Ладно, Стоян, — махнул рукой, оглянувшись на светило, к закату спешащее. — Все равно уж далеко не уедем. Показывай дорогу.
Румяна металась между рядами, составленными из повозок торговцев. Спрашивала каждого, видел ли тот ее дочь Забаву, а после, когда тот отвечал, что не видел, ругала его такими словами, что и сказать страшно.
Завидев нас, идущих следом за Стояном, Румяна громко охнула, схватилась за голову и рванулась навстречу. Она буквально вцепилась в Ладимира, никак не ожидавшего такой напасти, и стала кричать-уговаривать, чтоб тот дочь ее непутевую нашел.
— Помоги, человек добрый! Не дай девке пропасть! Увели ведь глупую, а она и пошла, неблагодарная какая…Уж я ей все, а она! Уж не дай девчонку сгубить! Не к добру ведь увел ее! Ох, не к добру!
Ладимир не без усилия отстранил от себя назойливую бабу и отошел назад. Видать боевая Румяна не одного только Стояна ввергала в бегство. Я же усмехнулась — ишь какой! Так, мол, шустрый-смелый, а как до бабьих склок дело доходит, так любому мужику не сдюжить.
— Тише, Румяна, тише! — постарался урезонить ее. — Ты толком скажи, что случилось?
— Вот! — она схватила за локоть и подтащила ближе поникшего Осьмушу. — Вон его спроси! Видел, поганец, кто племянницу его сманил да молчит. Язык часом ли проглотил?
Парень робко дернулся и несмело поднял на нас глаза.
— Что ж ты? Слова сказать нам не мог что ли? — перекинулась на него Румяна. — Молчишь как пень! А дочь мою — раз и увели! Нууу…Скажи хоть что!
— Будет, — Стоян взял жену на руку и оттянул в сторону. — Пусть сам им скажет.
— Так ты знаешь что? — нахмурилась я, упирая руки в бока.
Чего ж злюсь? А то что задерживают меня! Вон еще сколько времени до Трайты ехать да Ладимира несносного терпеть, а тут еще чужие проблемы решай. А Осьмуша-то хорош гусь! За ним следи, ему помогай, так еще и слова в помощь не скажет! Ох и мужики же пошли в Беларде — как телят за собой на поводке водить надо!
— Видел, кто Забаву увел? — в свою очередь спросил Ладимир.
Перевертыш поднял глаза и кивнул. Все ж мужское слово ему важней моего.
— Кто увел — не знаю. Видел только, как она с князевыми стражниками говорила.
— Повтори, — приказал Ладимир.
Осьмуша покраснел до кончиков ушей и тихо, прямо себе под нос, пробурчал.
— Ткани она пошла смотреть, а я за ней — Румяна приглядеть просила.
— Уж приглядел, братец! — крикнула женщина.
— Цыц! Тебе говорят! — впервые за все время рявкнул на нее Стоян.
Я даже рот раскрыла от удивления. Про иных в жизнь не скажешь, что кричать-то умеют.
— Дальше, — велел ведун.
— Дальше, — Осьмуша неуверенно переступил с ноги на ногу. — Дальше к ней витязи подошли в красных плащах да с мечами. Вот такими! Стали ласковые слова говорить, улыбаться. Забава так и слушала их, так и в рот смотрела.
— А после?
— Увели ее после! — снова вскричала Румяна.
— После она все уходить не хотела, — продолжил перевертыш, — Я еле увел ее, а она все оглядывалась. Мы уж собираться стали, только Забава все упрямилась, просила еще задержаться. Купцы уж собираться стали — суматоха началась. Мы только-только вещи в телеге уложила, глядь, а ее-то и нет…
— Так с чего ж ты взял, что князевы люди ее увели?
— А некому больше! — развел руками Осьмуша. — Девки они ж на воинов падки. Как плащ красный завидят, так и следом бежать готовы.
Я презрительно хмыкнула.
— Под одну гребенку-то не равняй.
— Чего ж не ровнять-то, коли правда. И ты б, рыжая, побежала.
— А ну иди сюда, перевертыш, — я угрожающе шагнула вперед, — Сам сейчас до самой Трайты побежишь.
— Тише, Вёльма, — Ладимир отодвинул меня назад. — Хватит нам одной скандальной бабы.
— Это кто это скандальная баба? — взвилась Румяна.
— Цыц! — Стоян.
— Дело серьезное, — строго проговорил Ладимир, — Здесь умом надо действовать. Ежели это впрямь княжьи люди, то нам им слова поперек сказать нельзя.