Хотя рекомендации командования флота полностью совпадали с предшествующей позицией правительства, адмиралы, очевидно, не брали в расчет, что если США не примут никаких мер в связи с вступлением японских войск в Южный Индокитай, то это лишь укрепит Токио в убеждении, будто Япония находится на верном пути. Давление на юге увеличится, а война против Советского Союза будет отложена. В этих условиях США решили продемонстрировать силу.
25 июля американское правительство ввело эмбарго на экспорт нефти в Японию и заморозило все японские активы в США на общую сумму 130 миллионов долларов{175}. На следующий день филиппинская армия была включена в вооруженные силы США. Военное министерство учредило новую инстанцию командование американскими силами на Дальнем Востоке во главе с генералом Д. Макартуром. В связи с "ремонтом" закрыли для японского судоходства Панамский канал. Англия и власти Голландской Индии последовали за США, заявив о замораживании японских активов и прекращении торговли с ней. Япония ответила аналогичными действиями в отношении активов этих стран. Было произнесено немало громких слов с обеих сторон. Американская печать превозносила твердость правительства, а японские газеты с таким отчаянием убеждали своих читателей в том, что Японию "окружают", как будто петля голода уже затягивалась на шеях редакторов. Как обстояло дело в действительности?
Эмбарго не прекращало, а лишь ограничивало американо-японскую торговлю. Государственный департамент разъяснил органам, ведавшим торговлей с Японией, что они могут выдавать лицензии на экспорт в эту страну с тем, чтобы вывоз нефти (экспорт авиационного бензина воспрещался) равнялся примерно уровню 1935-1936 годов. Поскольку японские активы были заморожены, предписывалось следить за тем, чтобы стоимость экспорта примерно равнялась стоимости импорта. Ограничения должны были действовать три месяца, по истечении которых в зависимости от политической обстановки торговлю можно было вновь расширить на основе клиринга, то есть безналичного расчета.
Когда в Лондоне выяснили, что кроется за американским "эмбарго", там были вынуждены срочно пересмотреть свое решение и открыть ограниченную торговлю с Японией. Власти Голландской Индии также пошли на это. В противном случае, как понимало английское правительство, риск войны брала на себя только Англия, а США оставались в стороне. Министр иностранных дел Японии Тоёда, который 26 июля в полном расстройстве чувств говорил Грю: "Я едва спал последние ночи"{176}, - вновь обрел душевный покой, "Итак, записал Икес в своем дневнике, - мы снова дурачим страну, как и год назад"{177}. Проанализировав все эти события, те, кто закладывали фундамент официальной трактовки американской внешней политики - правоверные летописцы В. Лангер и С. Глисон, - написали: "Не будет преувеличением поэтому сказать, что президент все еще лаял, а не кусал"{178}.
"Бетти" недоумевает
26 июля Киммель написал длинное письмо, открывавшееся обращением "Дорогая Бетти". Он искал у адресата - главнокомандующего ВМС США совета. Прозвище "Бетти" адмирал Г. Старк получил еще на первом курсе военно-морского училища в Аннаполисе. Юноши забавлялись, заставляя Старка декламировать возглас героя войны за независимость Джона Старка: "Сегодня мы победим, или Бетти Старк останется вдовой!" Героическое намерение в стихах плохо вязалось с внешностью и повадками тихони-кадета, которые он сохранил на всю жизнь. Некий член кабинета Рузвельта отозвался о нем как о "робком и малоспособном человеке для занимаемого поста, самом слабом советнике президента".
Кадеты давно состарились, на плечах удачливых из них сверкали адмиральские погоны, но для однокашников Г. Старк оставался "дорогой Бетти".
Письмо было чуть ли не слезной мольбой объяснить, какова политика правительства Соединенных Штатов. Киммель писал:
"1. Необходимо держать командующего (Тихоокеанским. - Н. Я.) флотом в курсе политики министерства, решений и изменений в политике и решений, призванных встретить изменения в международной обстановке.