И совершенно беспрецедентным было устное заявление, которое Хэлл сделал при вручении ноты японскому послу: "Тон недавних многочисленных публичных заявлений представителей японского правительства, подчеркивающих верность Тройственному пакту, выражает политику, которую нельзя игнорировать. До тех пор, пока такие лидеры проводят эту политику на своих официальных постах и, очевидно, пытаются воздействовать на японское общественное мнение в указанном направлении, разве мы не гонимся за миражем, рассчитывая, что принятие рассматриваемых предложений послужит основой для достижения желательных результатов"{152}. Номура безуспешно попытался убедить Хэлла внести изменения в текст ноты, так как в таком виде она была неприемлема для передачи правительству. Хэлл не уступил.
Беседа состоялась за день до вероломного нападения Германии на Советский Союз.
22 июня и после...
В июне 1941 года Токио оказался хуже информированным о ближайших действиях союзника, чем Вашингтон о намерениях потенциального противника. Правда, японский посол в Берлине генерал-лейтенант Осима 6 июня сообщил, что Гитлер намеревается напасть на СССР. Посол довел до сведения своего правительства, что Германия, вероятно, хочет, чтобы Япония приняла участие в этой войне. Координационный комитет срочно обсудил телеграмму Осима и пришел к выводу, что посол не разобрался в обстановке. Германо-советской войны быть не может. Для перестраховки запросили мнение японского посла в Москве Татекава, который согласился с точкой зрения Координационного комитета. Новое донесение Осима 16 июня о том же самом не произвело решительно никакого впечатления.
В четыре часа дня по местному времени 22 июня 1941 года в Токио пришли известия о нападении Германии на Советский Союз. Японское правительство узнало об этом одновременно с остальным миром.
Вновь, как и в 1939 году, Германия ставила японских милитаристов перед совершившимся фактом. И снова в токийских кругах заговорили о том, что в Берлине не считаются с братьями по духу на Дальнем Востоке. Во весь рост встал вопрос об отношении к германо-советской войне. В тяжких испытаниях доверия к союзнику один Мацуока остался верен Тройственному пакту. Уже в 17.30 он был в императорском дворце. Там Мацуока попытался убедить императора в том, что пробил долгожданный час для нападения Японии на Советский Союз.
Император был настроен скептически. Командование доложило, что Квантунская армия еще не оправилась от разгрома у Халхин-Гола и слабее Советских Вооруженных Сил на Дальнем Востоке. Базы советской авиации и флота рядом, а от Владивостока до Токио по воздуху - рукой подать. Германия не уведомила заранее о своих намерениях, и поэтому для подготовки к войне против СССР потребуется по крайней мере шесть месяцев. Кроме того, кампания против СССР не даст Японии остро необходимого сырья и нефти, запасы которых находились в районе Южных морей. И не лучше ли подождать, пока Германия ослабит Советский Союз?
Эти вопросы и стали предметом обсуждения Координационного комитета. С 25 июня по 1 июля состоялось шесть заседаний комитета. Принципиальных разногласий о необходимости до конца использовать возможности, открытые германо-советской войной, не было. Спорили лишь о направлении агрессии. Воинственный министр иностранных дел с пеной у рта доказывал, что Япония должна ударить немедленно на север, затем на юг, а в промежутке между этими прогулками "разрешить китайский инцидент". Когда ему указали, что у Японии просто не хватит сил, чтобы осуществить столь величественные замыслы, он заверил присутствовавших: "Соединенные Штаты не любят СССР и, по всей вероятности, не придут к нему на помощь, вступив в войну". С этим не спорили, но перспектива близкой войны против Советского Союза просто пугала.
Мацуока заикнулся было о том, что необходимо основывать внешнюю политику на моральных принципах, то есть верности Тройственному пакту.
- Господин Мацуока, - воскликнул Хиранума, в прошлом премьер-министр, а теперь министр внутренних дел. - Прошу вас, еще раз обдумайте проблемы, стоящие перед нами. Вы стоите за то, чтобы мы тотчас же нанесли удар по Советскому Союзу? Вы предлагаете нам, чтобы наша национальная политика состояла в немедленном развязывании войны против Советского Союза?
- Да, - ответил Мацуока.
- Я не оспариваю важность дипломатии, основывающейся на моральных принципах, - веско заметил начальник генерального штаба армии генерал Сугияма, - но, поскольку у нас в Китае связана большая армия, мы не можем действовать по-вашему. Верховное командование будет вести подготовку, однако ударим мы на север или нет, пока нельзя решить.
- Престиж Японии необычайно поднимется, если мы нападем на Советский Союз, когда он, как спелая хурма, будет готов упасть на землю, присовокупил военный министр Тодзио.
Руководители Японии сочли, что высшая государственная мудрость состояла в том, чтобы выждать ослабления Советского Союза в войне с гитлеровской Германией. Впоследствии Коноэ в своих записках уточнил: "Хотя лидеры правительства сумели отвести настойчивые требования о незамедлительном начале войны против Советского Союза, они были вынуждены в качестве компенсации согласиться на вооруженную оккупацию Французского Индокитая"{153}. Итак, агрессия на юг все же оказывалась второстепенным делом, в Токио по-прежнему рассматривали Советский Союз как главного противника.
Итоги обсуждения подвели на совещании с участием императора 2 июля, на котором была принята "Программа национальной политики империи в соответствии с изменением обстановки". Документ гласил:
"1. Императорское правительство преисполнено решимости вести политику, которая будет иметь своим результатом создание Великой Восточно-азиатской сферы совместного процветания и установление международного мира вне зависимости от того, какие международные события могут иметь место.
2. Императорское правительство будет продолжать свои усилия по разрешению китайского инцидента и стремиться создать надежную основу для безопасности страны. Это повлечет за собой продвижение в южные районы и в зависимости от будущих событий также разрешение советской проблемы.
3. Императорское правительство будет выполнять намеченную выше программу, невзирая на любые препятствия".
В ближайшее время намечалось предъявить новые требования к властям Французского Индокитая и поставить под полный контроль эту страну, имея в виду в дальнейшем предпринять действия против Малайи и Голландской Индии.
О Советском Союзе в программе было записано: "Хотя наше отношение к германо-советской войне основывается на духе "оси" трех держав, мы в настоящее время не будем вмешиваться в нее и сохраним независимую позицию, секретно завершая в то же время военную подготовку против Советского Союза... Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном{*11} для империи, она, прибегнув к вооруженной силе, разрешит северную проблему..."{154}. Боевая мощь Квантунской армии значительно увеличивалась.
В Маньчжурию непрерывным потоком направлялись подкрепления. 6 августа заместитель американского военного атташе в Китае докладывал: "Хотя нельзя сделать точных выводов из противоречивых сообщений, большинство склоняется к тому, что Япония вторгнется в Сибирь. В течение июня в Маньчжурию перебрасывались войска и различное снаряжение. Больше того, в Северном Китае изъято большое количество рельсов, подвижного состава, оборудования, и все это через Тяньцзинь направлено в Мукден". 25 сентября из Токио ему вторил американский военный атташе Г. Кресвелл: "Большая часть вновь мобилизуемой мощи Японии направляется в Маньчжурию. Здесь считают... что в случае краха России японцы разрешат северную проблему... с разрешения или без разрешения Германии". Да, подтвердил в середине сентября американский офицер связи в Сингапуре полковник Ф. Бринк, англичане считают, что они имеют "по крайней мере четыре месяца для укрепления своих стратегических позиций... ибо японцы сосредоточили свои силы для наступления на север и не могут быстро переключить их на южное направление".