Слушала ее и так жаль себя было! А может, и правда, пусть будет так, как она хочет? Что лучше самой любить или, чтоб меня любили? Милорад - красивый и добрый! Что, как ошиблась я? Думала так и чувствовала, как огнём в груди горит перышко.
А Мира, она это, конечно, больше некому, не унималась. Наоборот, чувствуя сомнения мои, громче да увереннее говорила:
- А хочешь, девка, я покажу тебе, что тебя ждет, и хорошее и плохое увидеть помогу. Смотри, как Милорад тебя любить будет. Сказала и коснулась своей клюкой, прямо в грудь ткнула. Завертелось, закружилось все вокруг. И вдруг вижу я, себя саму со стороны. В сарафане малиновом над колыской детской склонилася. А со спины руки сильные за плечи обнимают, да кудрявая голова подбородком на плечо ложится. Смотрю, сердце замирает в груди, а губы шепчут, как молитву, как заклинание только одно слово: "Богдан..."
Снова вертится-крутится все, только теперь Мира не говорит ничего, от визга ее рассерженного уши закладывает.
- Зачем, зачем зовешь его?
- Мира, отпусти, отдай мне его! Прошу тебя! Если дорог он тебе - отпусти, со мной он счастлив будет?
- А ты с ним? Смотри, как вы с ним жить будете!
Снова клюкой ткнула. Только теперь увидела я себя одну-одинешеньку, стоящую у дома большого на пригорке и вдаль с тоской смотрящую.
- Нравится? И не в походе он в это время будет, а в корчме! Снова звать его будешь?
Больно это слушать было, только вспомнились вдруг его губы горячие и слова мне одной сказанные: "Ни с кем мне так хорошо не было..." Набрала побольше воздуха да как закричу изо всех сил:
- Богдан!
Исчезла Мира, лес темный вокруг, волки воют где-то вдали, а я, свернувшись калачиком, на земле лежу и пошевелиться от ужаса не могу. И вдруг руки горячие от земли оторвали.
- Богдан?
- Ясна, куда ты делась? Испугала меня! Найти не мог!
А сам прижимает к груди, как будто дорога я ему и в волосы целует, думает, что не чувствую я этого.
- А ты искал?
***
Как по щеке меня ударила и бежать кинулась, думал, догоню, накажу ее, да так, что мало не покажется. Бросился за ней вдогонку.
Но вдруг споткнулась она впереди, понял, что теперь уж точно поймаю, но, сколько не искал ее в темноте, натыкался руками только на кусты да кочки. Звал ее, да только ответа не было. Сел на землю, не понимая, куда Ясна деться могла. И тут услышал, как зовёт меня шепотом по имени. Дальше уже на этот шепот шел.
Увидел фигурку ее, свернувшуюся калачиком на голой земле, и вся злость на нее прошла, исчезла куда-то. Наоборот, так жаль ее стало - я защищать да оберегать ее должен, а напугал - вон, дрожит вся!
И столько радости в имени моем, которое она, как молитву, шепчет:
- Богдан! Богдан!
- Ясна, куда ты делась? Испугала меня? Найти не мог!
Подхватил ее на руки - лёгкая, как перышко! Прижал к груди, стал волосы ее целовать.
- А ты искал?
- Искал.
- Побить меня хотел?
- Ясна, прости меня! Разозлился очень... Хотел, признаю, но не смог бы, не стал... Сам не понимаю, что со мной твориться...
Нес ее неспеша к костру, уже гомон воинов слышен был. Не сопротивлялась, наоборот, к груди льнула, шею руками оплела. Когда совсем немного пути оставалось, вдруг сказала:
- Поставь меня.
Не хотел отпускать, но пришлось. Скользнула вдоль тела, но не сразу отошла, а обняла крепко-крепко. Наклонился к ней - сама лицо вверх тянет, даже на цыпочки встала. Руку на затылок положил и поцеловал, всю нежность, на какую способен был, в поцелуй вкладывая. А она ладошки свои под рубаху засунула и стала по спине пальцами узоры рисовать, где просто коснется, а где ноготками зацепит. От рук этих пожар в паху разгорался, плоть кровью наливалась. И, ведь, чувствовала она, что со мной происходит, потому что сама о тело мое тереться стала. Как же и мне ее кожи коснуться хочется - руки сами завязки на платье ищут!
...Только, как ведром воды ледяной окатили - хохот за спиной! Дружинники от костра отошли, да на нас в темноте наткнулись - да еще кто! - Третьяк с Волком! Теперь насмешек не оберешься!
Ясну за спину свою спрятал, да только и здесь не отступила она, не отошла в сторону - к спине прижалась, руками за пояс ухватилась.
- Ой, воевода, пожалей нас, несчастных, нам бы тоже жен в поход с собой брать надобно! А-то ты один наслаждаешься! А нам, значит, смотри и завидуй?