- В названиях ничего. А, знаешь, как эти травы влияют на человека?
- И как же? Отравить нас хотят?
- Не-е-ет. Они семьям помогают, у которых пыл любовный угас!
- То есть усиливают любовное желание?
- Ну, да...
- Этому тебя тоже бабушка научила?
- Нет, это я подслушала однажды. К ней женщина из деревни приходила. Говорила, что муж к ней остыл. Так вот, бабушка ей эти травы заваривать и советовала. Конечно, если пить отвар, он сильнее подействует. Но и дышать им тоже можно...
- На тебя тоже действует?
Она повернула голову в мою сторону, и взгляд уперся прямо в возбужденную плоть. Черная бровь выгнулась дугой, она хотела встать, но я не позволил.
***
Действует, конечно. Еще как действует! Как только ты в парилку зашел, так сразу и подействовало! И не нужно на камни отвар лить! По телу сразу дрожь прошла, когда взгляд Богдана на себе ощутила. Да только, когда голову повернула и его большую, темную, вверх торчащую плоть увидела, забыла, что сказать хотела. Сесть хотела, да только он не позволил.
- Лежи, Ясна, париться будем!
Почему в его устах такие простые, обыденные слова так звучат - страстно, чувственно? Может из-за голоса низкого и глубокого?
Слышала, как он веник в бадье мочит, а потом, когда легко по плечам да спине бить стал, пожар на коже моей разгорелся. Да только не в тех местах, где веник ударял, а в совершенно неожиданных... Грудь заныла, внизу живота тянуть стало. А веник все ниже и ниже то бьет, то гладит кожу. И когда первый раз по ягодицам ударил, тут же на месте удара этого губы Богдана оказались. Ударит, потом поцелует сразу же. Снова и снова... Потом просто веник отбросил куда-то. Не смотрела на него, боялась свое возбуждение выдать. Не могла понять и представить себе, что от действий таких, так сильно хотеть его буду. Не двигалась, ждала, что делать он дальше станет. Когда руки горячие, сильные на ягодицах почувствовала, вздрогнула, хоть и знала, что так будет. Сначала мял, трогал, потом пальцы между ног скользнули, по влажным складкам прошлись, задели слегка чувствительный бугорок и вернулись. И так несколько раз, пока я терпеть пытку эту могла. Но как застонала, он чуть отодвинулся и руку убрал. Хоть и стыдно было, но все же сказать хотела, что мне нравится, что еще хочу... Только он ягодицы обхватил и на себя вверх потянул. Подчинилась, привстала на колени, ноги чуть раздвинула. Хорошо, что лавка широкая, здесь мы и вдвоем поместимся. Думала, что он сзади встанет, но Богдан вдруг лег, просунув голову между ног моих. И пока я не опомнилась, к лицу своему меня протянул и стал языком и губами водить и целовать там, где еще недавно пальцы его были.
18. Ночь
Хватала ртом воздух раскаленный и не могла надышаться. Пальцы Богдана ни на секунду не оставляли моего тела: трогали, мяли, сжимали... Язык нашёл и поглаживал такие точки, о существовании которых я и не знала. Я вздрагивала каждый раз, когда он проводил по чувствительному до боли бугорку. А когда он стал его покусывать, а палец в лоно ввел и двигать им стал так же, как плотью своей раньше, в глазах потемнело, губу прикусила, чтобы не кричать и, не сдержавшись, громко застонала.
Руки обессилели, и, наверное, упала бы лицом в лавку, если бы Богдан не удержал. Только теперь он сзади также как и я на коленях был, плотью твердой к ягодицам прижимался. Но почему-то не продолжал, ничего больше не делал. И хотя мне казалось немного стыдным то, в каком я виде перед ним стою, все равно хотелось его внутри себя почувствовать.
Что-то не так? Ведь чувствую его возбуждение, его желание.
- Богдан?
- Повернись ко мне, Ясна...
Развернулась, на коленях стоя перед ним, и обняла за плечи.
- Что-то не так?
- Все так, лицо видеть хочу, когда в тебе буду...
***
Она заснула в предбаннике, после того, как я вымыл и себя и, обессиленную, ее. Накрыв плащом, взятым у Ратибора, на руках принес Ясну в его дом, в горницу, нам хозяевами на эту ночь отданную. Уложил в постель, долго смотрел на нее, вспышками молний освещаемую. Смотрел и поверить не мог, что моя она, что навсегда... А перед глазами картинки яркие мелькали - как Ясна мне в бане отдавалась. Как отзывчива, как ласкова, как страстна она! Трижды тянулся к ней, и каждый раз она с такой радостью отвечала, что непонятно было, кому от близости нашей удовольствия больше - мне или ей! За стенами оглушительно гремел гром, молнии разрывали небо на части, дождь стучал в окна. Весь дом спал: семья Ратибора, дети его многочисленные, Ясна. Только я не мог спать. Прижимал к себе счастье свое, гладил нежные плечи, целовал волосы и улыбался в темноту...