Всмотрелась в глаза его. Жалеет меня. Понимает, что ухожу совсем не из-за равнодушия своего. Всех взглядом обвела. Милорад кулаки сжал. Бажен голову опустил. Остальные пристально смотрят, ждут ответа. Конечно, Богдан, не смотри, что воевода, он еще и друг каждого из них! Вон, жизнями своими рисковали на пожаре ради него!
- Ничего. Ничего обо мне не говорите. Как будто и не было меня никогда. Он не будет помнить. Прощайте!
И пошла, не оглядываясь. Думала, все слезы над Богданом выплакала, но шла и снова рыдала. Уже когда к деревне подходила, услыхала за спиной топот копыт. Обернулась - Милорад скачет. Спешился, идет рядом, молчит. Зачем? Зачем прискакал? Безразличие волной накрыло - пусть делает, что хочет!
- Милорад, с ним быть не могу, но и с тобой никогда, слышишь? никогда не буду!
- Я понял уже.
- Зачем вернулся?
- Меня никто там не ждет. Один я. Разреши, поживу у вас недолго. Если мешать буду, скажи только, уйду и не вернусь никогда.
Пожала плечами. Мне все равно.
- Живи, если хочешь.
... И потекли мои серые бесцветные дни. До встречи с Богданом они были наполнены предчувствиями, ожиданием, надеждами, мечтами. Теперь я ничего не ждала, ни о чем не мечтала. Вечером, укладываясь спать, не могла вспомнить, что делала целый день - все мимо меня проходило. Ни радости, ни счастья. Однажды опомнилась вот так возле болота, по колено в трясине. Милорад, как чувствовал, рядом оказался! Сказала, что задумалась, и сама не поняла, как здесь очутилась. Только не поверил он. Да, я и сама знала, чего хотела, что с целью нехорошей туда шла.
Только, когда зарядили косые осенние дожди, легче мне стало. И была тому причина. Оставил мне Богдан подарок. Я бы, может, от безразличия ко всему, и не поняла этого еще долго, да бабушка сказала:
- Все, Ясна, прекращай страдать! К лету дитя нянчить будем!
- Бабушка, милая, ты все знаешь, скажи мне, как он, жив ли, здоров?
Ласково улыбнулась она, стала за спину, волосы расчесывала, в косу плела.
- Жив, внучка, жив. Не был бы жив, и тебя бы уже не было. Ничто бы на свете не удержало: ни мы с дедом, ни дитя... Как мать твою. Сама, ведь, она с обрыва в море бросилась, когда почувствовала, что нет мужа в живых.
- Бабушка, а увижу ли я его еще?
- Не знаю. Но в одно верю, что и он без тебя также мучается. Тянет его сюда.
- Мира его не отдаст! Не помнит он обо мне.
- Головой не помнит. А сердцем?
Любава ходила ко мне. Поначалу развеселить, успокоить пыталась. Потом сядет, помолчит, повздыхает и уходит, чтобы назавтра снова прийти. Только зимой, когда морозы стояли сильные, когда ребеночек в животе моем биться стал, поняла, что не только я причиной тех приходов была.
Однажды сидели мы с ней в горенке, у окошка. Я пряжу пряла, а она нитки в клубочек сматывала. Бабушка с дедом - по хозяйству во дворе хлопотали. Милорад с утра в лес на лыжах ушел - на охоту. И долго что-то его не было. Только вот к вечеру и объявился. Оказалось, что наскочил он на яму волчью, да лыжа и сломалась, упал, в плечо обломок ветки встромился. Когда весь в крови домой он, хромая, вернулся, я и опомниться не успела, а Любава к нему бросилась.
Стала одежду окровавленную с него снимать, а у самой слезы в глазах стоят - жалко ей Милорада! Я, не будь дурой, бабушку звать пошла. Да и задержалась в бане с ней ненадолго. А когда вернулась с травами, да тряпицами, чтобы перевязать его, дверь тихонько приоткрыла, а они целуются! Не стала бы и входить, да кровью ведь истечь может! Сделала вид, что не заметила ничего.
После этого случая, Милорада словно подменили. Вместо хмурого, молчаливого мужчины в нашем доме появился озорной, веселый, добрый парень. С дедом моим он все дни проводил - в лес ходил, по хозяйству работал, по вечерам учился сапоги тачать. Но, как солнце за горизонт закатывалось, не удержать его в доме было. Смеялась бабушка, сдержанно улыбался дед - полюбили они Милорада, как родного, а он за шапку и прочь из избы!
- Что, Витольд, летом-то новую избу строить придется!
- Рядышком с нашей, Катарина?
- Конечно!
К весне ближе, сминая в руках шапку, Милорад объявил нам, что жениться хочет.
- Любава-то, знает уже?
- Нет еще!
- Так свататься тогда пошли!
Дед сапоги надел самые новые, бабушка шалью с кистями накрылась. Милорада одели - любо-дорого посмотреть! Я только принарядиться не могла - живот мой только в бабушкин тулуп и помещался! Соседи по пути к нам набежали - праздник все чувствуют!
Пришли к их избе, Любава выскочила на крыльцо в платье одном, да тут же за дверь снова спряталась! Отец ее, правда, деда моего в сторону сначала отвел. С трудом речи его разбирала, но поняла, что знать он хочет. Возмутился дед. Громко на весь двор сказал: