Скоро, действительно, как и сказал Милорад, из лесу выехали. Недолго по степи ехали, да на место своей же прежней стоянки попали. Там и остановились. Ночь уже к концу подходила, но несколько часов отдыха были необходимы и людям и животным. Дозорных расставил, сам тоже часок поспать решил, чтобы на зорьке утренней по своему обыкновению, сменить одного из них. И ведь мог бы с дружинниками рядом на земле улечься - как всегда это раньше делал! Но нет, ноги сами меня к Ясне несли! С краю за спиной ее примостился, обнял за талию, так чтобы пальцами детской спинки касаться и мгновенно в сон провалился, чувствуя такое умиротворение, которое только тогда бывает, когда из дальней дороги, наконец, домой возвращаешься. Вот и я вернулся...
***
Повозка быстро неслась по ровной дороге. Вдалеке уже был виден Муром - можно было не опасаться нападения половцев! Да и Милорад сказал, что врагов нигде поблизости не видно. Чувствовалось, что он своим любимым делом занят. Радостно, весело на Любаву поглядывал! Да, и судя, по одобрительном словам Богдана, хорошо у него это получалось. Бабушка ко мне в повозку пересела, потому что Ярополк утром очнулся и потребовал вожжи отдать ему. Неждан тоже в себя пришел, правда, ничего о ночи не помнил. И хоть, над ним подсмеивались все, кому ни лень, сидел верхом хмурый и задумчивый, ни с кем не заговаривая. Ладушка позавтракав, на руках моих лежала и цветы, которые молодой дружинник Святослав для нее нарвал, перебирала своими пальчиками.
- Бабушка, ошиблась ты! Богдан-то на зов шутихи откликнулся! Еле остановила его. Не любит меня, значит.
- Вот глупая ты! Да никто ж наверняка не знает, на кого подействует ее зов, а на кого нет! Это побасенки только, что тот, кто любит, не пойдет к ней. Ты на другое смотри.
- На что же?
- Ночью-то с тобой рядом на повозку лег, обнимал, волосы твои поправлял, когда спала ты. И на дочку таким ласковым взглядом смотрит! Любит он вас. Может, сам этого еще не понимает, но любит.
Тут Любава к нам с бабушкой на повозку попросилась. Села рядышком. Вижу, что мучает ее что-то, волнуется, переживает.
- Что, Любава, за родителей переживаешь? Не надо, не плачь, ничего не известно еще. Чего зря слезы-то лить? Вдруг и спаслись они? Может, тоже в Муром придут?
- Не только об этом я, Ясна.
- А что еще?
- Страшно мне, как меня семья Милорада встретит? Они его на первой жене против воли женили. Вдруг не такую, как я, другую для него снова присмотрели?
- Не думай об этом. Он тебя в обиду не даст. Если нужно будет, еще хату срубим, чтобы отдельно вам поселиться.
Но сама над ее словами задумалась. Мне-то тоже в новый дом войти предстоит. А вдруг не приглянусь я матери Богдана? Да еще и не одна я - дед, бабушка со мной. Что, как, они лишними окажутся? Не брошу их! Никуда от них не уйду! Растревожила меня Любава, да так, что всю дорогу до самого Мурома, как на иголках, сидела.
Скоро в город заехали. С интересом мы с Любавой все в нем разглядывали. Еще на подъезде к Мурому нас отряд дружинников встретил. Радостно они наших воинов приветствовали. С ужасом слушали вести о половцах, об Изборске. И хоть сами воевали с чудью, все же половцев одним, общим врагом называли. Жалели Изборск и его жителей. И в каждом слове слышалось мне волнение - чувствовали воины, что половцы и сюда придут!
Улочки оживленные - народу много, дети в пыли придорожной в лапту играют! Щенок за ними бегает и громко лает. А вон мужики баню рубят! Живет город, каждый свое дело делает. Тут навстречу Бажен выехал. Да не один, а со свитой своей. Крепко они с Богданом обнялись, а потом и других он приветствовал - каждого по-отдельности. Не смотри, что князь! Возле меня остановился, тоже руки свои распахнул и сказал:
- Ясна, рад видеть тебя в нашем городе! Иди, обниму тебя по-родственному!
Сзади смешки раздались:
- Иди, иди, Ясна! Честь какая! Сам князь!
- Не ходи, Ясна, не то, Богдан племянника своего порешит!
Оглянулась на мужа - и, правда, брови нахмурены! Но все же, не хотела Бажена обижать, обняла его легонько, и тут же отстранилась.
- Спасибо, Бажен! Я тоже рада, что здесь оказалась!
Дружинники стали по домам разъезжаться. Волка и Мстислава жены встречали. А Третьяка - дочка старшая, застенчивая, милая девочка, которая все время руки за спину прятала. Милорад тоже с Любавой к своему дому повернул. Любава на прощание мне рукой помахала. Когда все разъехались, Богдан лошадей наших под уздцы взял и в сторону по маленькой боковой улочке повел. Недолго мы ехали. Но с каждым шагом, волновалась я все больше. Хотелось спросить его, поговорить, может, успокоил бы, объяснил, как вести себя, что говорить. Ведь мать его о нас с Ладой ничего не знает. Подумает еще, что чужого ребенка к ним в дом принесла!