Огромный, залитый ярким светом гномьих ламп, зал рождал странное эхо, в огромной зеркальной стене отражались две фигурки замершие друг перед другом. Кривоногий бритоголовый орк и хрупкая тоненькая оркийка с толстой длинной косой.
Йок наблюдая как девушка перетекает в стойку Неко-Аши-Дачи(кошачью стойку), очередной раз поразился как же сильно Энрике напоминает стремительную, хищную пантеру. Хорошо ощущалось, что Рикки горит азартом предстоящего боя, она, как обычно, была готова выложиться до конца. Такой у неё характер - ничего не умеет делать наполовину!
"А это значит, что она мне сейчас наваляет по ушам" - меланхолично подумал орк уходя в защитную Кокутсу-Дачи.
Стараясь держать в поле зрения не только руки, но и ноги девушки, Йок чуть опустил взгляд...
Знакомая жаркая волна накатила на него. Девушка напротив выпрямилась и почесав пальцем нос задумчиво протянула:
--Вот это баньян...
Йок почувствовал, что его уши сейчас вспыхнут, синим пламенем, от невыносимого стыда. Слов не было, да и собственно, что тут скажешь? Вот он, а вот его баньян... Вспомнился детский анекдот про вредного кендера: "А вот твоя панама"...
Рикки продолжая задумчиво разглядывать Йока, заинтересованно спросила:
--Слушай, если это третье место, то какой же у дядюшки Йохара? С руку?
--Чего? - промямлил растерявшийся орк, чувствуя, что сейчас сойдет с ума.
Рикки деловито продефилировала мимо него, поясняя:
--Ну, помнишь, вы трепали про то, как в Доме Удовольствий достоинствами мерялись?
--Я ничего не трепал! - обалдело откликнулся орк.
Неожиданно лампы под потолком погасли, Йок ночным зрением, которое в комнате лишенной окон выручало мало, видел лишь расплывчатые силуэты спортивных снарядов, да яркие звезды погасших, но ещё не остывших светильников.
--Ага, наверное, это Элай был, очень гордился, что тебя обыграл! Но по его словам до дядюшки Йохара вам обоим далеко!
--Не так уж и далеко, - обижено возмутился Йок.
Рикки за спиной тихонько рассмеялась. Её смех странно напомнил смех той хумансийки в парке - те же звенящие колокольцы.
--Йоки, - Рикки чуть замялась, - а долго это будет продолжаться?
Решив, что хуже, чем есть, на свете не бывает, а оправдываться как-то надо, и тем более все знают, что правда это лучшее оправдание, орк пробубнил:
--Не знаю. Рик извини, ладно! Я ничего не могу с этим сделать, он мне не подчиняется... Сегодня чуть себя не уморил в парке...
--Ух, ты! А как? - подозрительно осведомились из-за спины.
--Тренировался, пока были силы, думал, что поможет...
Рикки снова хихикнула.
--Я, правда, ничего не могу сделать! - глупо бормотал Йок.
За его спиной раздались осторожные шаги. Мягкое тело прижалось к спине, а две сильных руки обняли орка за грудь, понимая, что видимо он только что сошел с ума и тяжело бредит, орк услышал, странный, не похожий на себя, слегка хрипловатый шепот Рикки:
--Дурачок, это могу сделать я!
Острые зубки куснули его за ухо. Чувствуя, что сейчас взорвется, орк вырвался из захвата. Но тут же бледное, в туманном восприятии ночного зрения, лицо девушки оказалось прямо перед ним. Орк почувствовал, как его снова обнимают ласковые руки, а под своими пальцами ощутил шелковую нежность непонятных окружностей. Теплые губы впились в него, и уже поняв, что он просто видит сон, Йок расслабился и закрыл глаза.
Поцелуй пах какими-то незнакомыми травами, дальними ветрами и едва заметным кисловатым запахом пота. Поцелуй пах Рикки. Следующий поцелуй был ещё слаще... И ещё... И ещё...
V
Бархатная тьма нежно окутывала пушистым одеялом снов, сквозь которое, ленивыми субмаринами гномов, пытались подняться к поверхности разрозненные покалеченные мысли. Сон медленно отступал, так отступает разбитая, но все ещё непобежденная армия, так отступает отбушевавшая, но всё ещё щетинящаяся мечами молний, гроза.
Зеленый орк лежал на жесткой, узкой койке разглядывая мелькающих во тьме, под закрытыми веками, светлячков. Вокруг него шумела знакомая тишина казармы - разноголосое сопенье и похрапывание вернувшихся из увольнения товарищей, поскрипывание расшатанных деревянных лежанок под грузными телами... Уже совсем скоро забьется в звенящей буйной истерике ненавистный звонок. Звонок означающий начало нового Седьмого дня недели.
Просыпаться совсем не хотелось, остатки прекрасного, хотя и немного странного, и чуть-чуть стыдного сна, ленивым туманом окутывали полудремлющее сознание. Йок с едва заметным чувством стыда, стыда ставшего его постоянным спутником уже целых два цикла, вспоминал свой сон - он и Рикки. Вместе. В бесстыдном сплетении тел и прекрасном переплетении душ. Глупые, запретные мечты. Мечты ставшие привычными с того момента, как Йок понял, что один из его бойцов стал для него чем-то большим, чем просто брат по оружию. Когда же это случилось? Кто, вообще, помнит, когда он становится взрослым? Глупые мысли привычно беспокоили даже во сне.
Орк открыл глаза. Всё, пора просыпаться и прогонять грёзы, пока не сбылась ещё одна из мудростей дядюшки Йохара: "Сны снами, а постель потом наяву стирать!". Йок улыбнулся, как тогда, когда в первый раз услышал эту присказку от веселого старикана.
Зудяще-грохочущий звон адским грохотом обрушался на дремлющую в сладком послеувольнительном сне казарму. Йок, чья голова почему-то странно гудела с утра, резко сел на койке закрыв ладонями уши. Его дернуло болью и, ощущая под пальцами распухшее и увеличившееся в размерах ухо, орк почувствовал, как мир вокруг него разлетается жалкими клочками, подобно мишени превращённой в подобие стайки белых мотыльков точным попаданием заряда картечи из огневика.
Йок отупело глядел на окружающий мир, как будто замедливший своё движение, на медленно вскакивающих со своих коек курсантов... На Рикки сладко тянущуюся в койке напротив... Рикки... Вместе со звуками и вернувшимся к норме мироощущением, возвратилась и память.
Память о безумном нарушении всех правил и запретов. Память о сладкой боли и болезненной слабости. Память о прикосновениях и словах, движениях и чувствах, шепоте и крике, поцелуях и... Шагах господина Рорха, вовремя услышанных умницей-Рикки, его Рикки... Орк пробовал на вкус это словосочетание - "Моя Рикки". Ухо вновь дернуло огнем... Ох какой бой увидел вошедший в тренировочный зал господин преподаватель! Два взмыленных, растрепанных бойца работающих в таком диком темпе, что будь на месте чистокровного орка Рорха, какой-нибудь беспородный хуманс, то не разобрать бы ему ничего, кроме двух зеленых вихрей несущихся в стремительном полете по затемненному залу! Йок вспомнил, как он ощущая в пятках провалившуюся туда душу, а в теле бушующий коктейль из адреналина и остатков недавнего наслаждения, пропускает Нидан-Гери и успевает напрячь пресс спасаясь от короткого и резкого первого удара, но второй более страшный удар, удар в голову, наполняет его череп осколками из звуков, света и обрывков мыслей... Даже сейчас он может вспомнить только несущуюся на него в прыжке фигурку девушки, а после всё скрывает тьма наполненная разъяренным голосом преподавателя и испуганным голоском Рикки.
--Йок, ты как? - Рикки, настоящая реальная Рикки, стоит рядом с ним, уже умытая и одетая, излучая участливость и заботу. --Как голова?
Чувствуя в теле слабость, а в ушах непрекращающийся звон, Йок попытался бодро отшутиться:
--Что мне сделается?
Коротышка Йенс, заправляя свою койку, радостно подтвердил:
--Что ему сделается, у него же там КОСТЬ!, - и ухмыляясь предложил на всю казарму: -- Парни, когда кому-нибудь захочется на Луну, спаррингуемся с Энрике - она если не убьет сразу, то помучает!
--Отвянь, сдубарухнутый! - рявкнул Йок, попытавшись встать с койки, комнату ощутимо покачивало, - если я такой идиот, что не смог блок поставить, то на Луну мне и дорога.
Немного подташнивало, но в Храме, где на торжественной утренней службе, курсанты незанятые в Дежурной смене были обязаны присутствовать каждый Седьмой день, можно будет подремать с открытыми глазами. Главное выдержать утреннюю разминку, пробежку и поверку.