— Красивые волосы не скроют уродства! — шептала она, ожесточенно кромсая не желающие поддаваться густые пряди. — А я уродлива! И я должна, наконец, смириться с этим, и никогда больше не тешить себя глупыми надеждами!
Локоны осыпались, как лепестки, храня тепло и нежный аромат жизни. Осыпались, чтобы умереть.
***
Утром следующего дня она прибыла во дворец. Ее головку украшала затейливая прическа. Тщательно уложенная, она скрывала перемену.
Брат встретил ее у ворот и нежно поцеловал.
— Мы скучали по вам, Ваше Высочество!
Она молча взглянула на него своими васильковыми глазами.
Королева повисла у нее на шее, и даже царственный младенец заулыбался при виде ее своей беззубой улыбкой. Береника ощутила, что вернулась домой. Не хватало только одного — присутствия человека, о котором она часто думала.
— Барклай в библиотеке, — ответил король на ее вопросительный взгляд. — Может быть, тебе удастся уговорить его…
— О чем ты? — удивилась она.
— Совсем не слушала меня! — пожурил брат. — Он отказывается от еды с тех пор, как ты уехала.
Она порывисто вздохнула и побежала в библиотеку. Остановилась в дверях, поправила выбившиеся волосы, приняла вид, подобающий особе королевской крови. Приоткрыла двери.
Барклай лежал на кушетке, безжизненным взглядом уставившись в книгу.
Принцесса вошла, улыбаясь.
Увидев ее, он вскочил — глаза его вспыхнули — и низко склонился в поклоне.
— Мне жаловались на вас, друг мой!
Он густо покраснел.
— Я, кажется, догадываюсь — кто!
— А я ужасно проголодалась в дороге. Вы составите мне компанию? — она позвонила в колокольчик.
Барклай непроизвольно облизнулся.
За завтраком, поданным в библиотеку, они непринужденно болтали. Никто не беспокоил их. Но иногда Береника замечала его странный взгляд — так он еще никогда не смотрел на нее.
— Друг мой, — внезапно спросила она, — если бы, ради блага королевства, мне пришлось надолго уехать, что бы вы делали тогда?
— Я последовал бы за вами, — не задумываясь, ответил он. — Вы же знаете — ближайшие три года я ваш телохранитель!
Принцесса молча смотрела в окно.
— Так хорошо дома! — тоскливо прошептала она, и вдруг резко встала. — Пора идти — семья ждет меня.
Она быстро вышла. Едва уловимый аромат шлейфом тянулся за ней — аромат отчаяния.
***
Прошла неделя. Береника вернулась к прежней жизни. Она возилась с племянником, гуляла с королевой, болтала с братом, когда тот не был занят. Только Барклая она избегала. Чувствуя это, он старался не показываться ей на глаза. Но долгими зимними ночами, неподвижно глядя в темноту, он по-прежнему видел ее светлое лицо, и предчувствие беды, предчувствие, знакомое всем псам — предчувствие расставания, охватывало его с такой силой, что он впивался зубами в подушку, чтобы не завыть от тоски.
На исходе второй недели Береника попросила короля об аудиенции.
— К чему эта официальность? — удивился тот. Она промолчала.
Вечером, сидя у жарко натопленного камина, он чувствовал, что замерзает.
— Когда-то в этой самой комнате ты просил выслушать тебя, — стоя у окна, говорила принцесса, — теперь я прошу тебя о том же и, пожалуйста, не пытайся меня остановить… Я долго думала над тем, что произошло. Не хочу делать вид, будто это не оставило шрама на моем сердце или забыто. Хотя казалось возможным — забыть унижение, которое я испытала, не произносить вслух горькие слова, которые ты сейчас услышишь, не мучить тебя. Но человек, покусившийся на мою честь, не нуждался в ней. Он метил гораздо дальше. Не много удовольствия соблазнить уродливую женщину, но это приобретает смысл, если она — родная сестра царствующего монарха.
Король возмущенно вскочил, но она резко вскинула руку:
— Сядь! — приказала властно и он, как в детстве, повиновался ей. — Знаешь, чего я больше всего испугалась тогда? — продолжала она.
С удивлением и все возрастающим ужасом он наблюдал за мрачной решимостью, проступавшей на лице его прежде кроткой и ласковой сестры.
— Не того, что он опозорит меня или сделает больно, нет! Я испугалась себя! Пусть я некрасива, но я — женщина и мне уже достаточно лет, чтобы при ином повороте судьбы узнать, что же такое любить и быть любимой. Я испугалась однажды подчиниться сладостным мечтам, взлелеянным любой женщиной в тайном уголке сердца, и совершить непоправимое. Я боюсь этого, брат мой, боюсь, полюбив недостойного человека, поднять его до положения королевского родственника и дать ему ту власть, коей в полной мере обладаю сама. Страшно подумать, что было бы, если бы Роктор… — она запнулась и покраснела, — …если бы ему удалось задуманное!