— Лёха, беда, — сказал Марченко. — Угнали твою феррари.
— Как угнали? — спросил Бобровский. — Когда? Кто?
Больше всего его удивило, что эта колымага могла кому-то понадобиться.
— Откуда мне знать? — пожал плечами Марченко. — На днях стояла. А теперь не стоит. Давай по граммулечке, а?
Бобровский выпил пятьдесят и задремал. Его разбудили крики. Марченко сцепился с соседями по палате. Он с трудом стоял на ногах, но грозил пустой чекушкой.
— Иди отсюда, алкаш, ноги помой, — кричали соседи. — Нашёл где бухать, подлюка!
— Сожгу, как гнид, — ответил Марченко.
Его вывел толстый мужик с рябым лицом, бывший десантник.
Выписавшись из больницы, Бобровский пошёл в милицию. На него там смотрели как на идиота, с удивлением и неприязнью.
— Мужик, какой ещё москвич? — сказал усатый пожилой лейтенант. — Ну зачем ты сюда пришёл, а? Ты что, думаешь, у нас других дел нет, как искать твоё ржавое корыто?
Бобровский молчал.
— У тебя сколько есть денег? — спросил лейтенант.
— С собой? Или вообще?
— В принципе.
Бобровский порылся в карманах. У него было меньше сотни мятыми чириками и мелочью. Лейтенант устало потёр переносицу.
— Раз так, слушай бесплатный совет. Наверняка тарантас твой какие-то малолетние пиздюки взяли погонять. Походи по окрестным дворам, наверняка сам найдёшь. Ферштейн?
Бобровский так и сделал. Во дворах лежал снег. Окна панельных домов напоминали пустые глазницы. Прохожие, у которых Бобровский спрашивал про машину, на ходу пожимали плечами. Он наивно расклеил объявления, не обещая вознаграждение. Денег почти не осталось. Зарплату постоянно задерживали. Ходили слухи, что завод скоро закроется. В советское время здесь делали запчасти для танков и бронемашин. А теперь велосипеды и хозяйственные тележки для дачников. Бобровский думал: «Мне тридцать лет, и я в глубокой жопе. Что же дальше?»
Как-то вечером в дверь его комнаты постучали. Бобровский открыл. Это был Марченко. Как всегда, поддатый и злой.
— Тебя там баба ждёт внизу, — сказал Марченко.
— Что за баба? — спросил Бобровский.
Он вспомнил кассиршу из супермаркета. Её тёплый затылок и усердный рот. Правда, она не знала, где Бобровский живёт. Он соврал ей про двухкомнатную квартиру в центре города и ремонт, из-за которого не может приглашать гостей.
— Обычная баба, — ответил Марченко. — В шапке.
Бобровский спустился на первый этаж. Рядом с будкой вахтёра стояла незнакомая девушка лет двадцати пяти. Она была высокая, стройная, в болоньевой куртке, джинсах и вязаной шапочке.
— Вы меня спрашивали? — спросил Бобровский.
— Вы из двадцать шестой комнаты? Вот, я прочитала.
Девушка достала из кармана мятую бумажку — его объявление.
— Тут написано, что надо обратиться в двадцать шестую комнату, — сказала она.
— Всё верно, — ответил Бобровский.
— Да, он из двадцать шестой, — подтвердил вахтёр, угловатый старик с костистым лицом и металлическими коронками на передних зубах. — А тебя как зовут, красавица?
Девушка занервничала, опустила голову и сказала:
— Идёмте скорее. Это недалеко.
Время было позднее, начало одиннадцатого. На улице давно стемнело. Мороз быстро стал щипать ноздри. Бобровский был в спортивных штанах, старых кроссовках и застиранной футболке. Выходя из комнаты, он накинул только куртку. И сразу стал мёрзнуть. Девушка молча шагала вдоль здания общаги. Потом свернула за угол и пошла через проходные дворы.
— А вы уверены насчет машины? — спросил Бобровский. — Номер правильный?
— Да, да, всё правильно, — быстро ответила девица.
Бобровский присмотрелся. У неё было узкое бледное лицо и прыщи на подбородке. Из-под шапки торчали космы.
— Вы сказали, тут рядом. Я уже замёрз. И денег у меня нет, — добавил он на всякий случай.
Девица остановилась и посмотрела на него.
— Гадина, — сказала она.
— В смысле? — удивился Бобровский.
Они стояли во дворе хрущёвской пятиэтажки.
— Тварь, — сказала девица и пошла прямо на него.
Бобровский попятился.
— Ты меня хотел изнасиловать. Помнишь?
— Кто? Кого?
У неё был безумный взгляд.
— Помнишь, как затащил меня в машину? — заорала девица. — Я записала номер.
Она попыталась схватить Бобровского за волосы, но он был стрижен под машинку и без труда вывернулся. Девица ткнула его кулаком в висок.
— Хочешь опять меня изнасиловать?
Бобровский забыл про холод. У него слегка поплыло перед глазами от её тычка. Надо было бежать. Но эта чокнутая крепко вцепилась в его куртку и тянула к себе. Девица оказалась очень сильной. Он никак не мог освободиться от её захвата.