— Ни в коем случае не хотел бы мешать дружеской беседе, господа, — с напускной прохладцей начал граф Набедренных, — но нам с вами следует прояснить один конфуз.
Господин Хикеракли мигом по-лакейски отскочил и чуть поклонился. Мордовороты ворочались тяжко, как вековые деревья. Веня сделал дикие глаза, означающие, по всей видимости, отказ от помощи, но глаза против волочения за плечо — аргумент не слишком сильный.
— Будьте любезны, объяснитесь, по какому праву вы забираете вольнослушателя Академии с лекции? Что-то стряслось?
— Это не слушатель, это оскопист, — возразил самый одарённый мордоворот, — шлюха, ну.
Граф Набедренных подавил позыв отвести взгляд и набрал побольше воздуха:
— С клиентом. И — как клиент — я повторяю вопрос: так по какому праву забираете?
Пророческий анекдот про худшую ситуацию, в которой только может оказаться джентльмен, пока что вытеснил и угрызения совести, и понимание всей оскорбительности такого поворота для Вени. Кошмар немыслимый, но граф Набедренных попроклинает бедность своей фантазии позже.
— С клиентом? Тута?
— Тута-тута, — резво подхватил господин Хикеракли, — это, мил-человек, хороший тон называется. Не всё ж по ресторациям таскаться, приедается. А ежели вовсе не таскаться, сразу в койку ежели — не-а-рис-то-кра-тич-но выйдет, фу!
Граф Набедренных через силу сглотнул и поскорее вернул лицу самое господское выражение, на какое только был способен.
— А даже если и тута… — пустился в аналитический процесс одарённый мордоворот. — Всё одно — какой день подряд в городе без спросу ошивается, дрянь!
— Что с вами, у вас нарушения слуха? Мы вроде бы разобрались уже, что с клиентом.
— Так какой день… И не оплачено же! — просиял мордоворот.
— Разве? — граф Набедренных притворно нахмурился. — Если в этом вся проблема, стоило с неё и начинать, — он повздыхал для порядка с досадливой ленцой. — Боюсь, когда мы с уважаемым хозяином уладим финансовый вопрос, вы, господа, вмиг лишитесь работы. Поскольку проявили себя с худших сторон и нарушили мой покой как клиента. Я чрезвычайно раздосадован.
Мордовороты смешались, а самый одарённый даже подобострастно осклабился, тиски свои на плече у Вени наконец-то разжал.
И что только не подтолкнул того графу Набедренных прямо в руки.
Граф же Набедренных руку подал, встречи взглядов благополучно избежал и окончательно постановил, что худшая ситуация, в которой может оказаться джентльмен, требует не тактического решения, а стратегического.
— До чего же вы непонятливы, — снова вздохнул он. — Напакостили, проштрафились — и сбежать намереваетесь? Теперь уж не сбежите. Найдите в себе мужество сопроводить меня к уважаемому хозяину и поприсутствовать при решении дальнейшей вашей судьбы. А то надумали тоже — хвост поджать и пятиться. Нет уж, голубчики, за мой испорченный досуг вам придётся ответить по всей строгости.
— К хозяину? — ошалело переспросил одарённый мордоворот.
Господин Хикеракли, ростом не удавшийся для выглядываний из-за чьей-либо спины, аж перекрутился весь, чтобы незаметно для мордоворотов продемонстрировать графу Набедренных своё встревоженное выражение. Граф Набедренных улыбнулся: святой всё-таки человек этот господин Хикеракли, надо бы при случае пригласить его в Филармонию.
— К хозяину. И поскорее.
— Щас, как закажете, — продолжал истязать своё лицо подобием вежливой гримасы одарённый мордоворот. — Только это, деньжата-то Федькины, а? — обернулся он к господину Хикеракли.
Тот в лирической задумчивости взвесил на ладони кошель, почесал в затылке и крякнул:
— Слушай, шельма попутала! Это ж не я, это Федька с меня сапоги стащил и пропил. Откуда следует, что не у меня перед ним, а у него передо мной должок. Свидишься — нагоняй ему ор-га-ни-зуй, по дружбе-то.
Веня не выдержал, пропустил-таки наружу нервный смешок.
За это граф Набедренных был благодарен господину Хикеракли отдельной строкой.
Глава 31. Безымянное чувство под названием «гордость»
— Мы должны быть им благодарны, — спокойно сказал хэр Ройш-младший. — Отчётливая декларация намерений раскрывает карты и проясняет ситуацию.
— Простите, но если нас в самом деле решили высечь за наши шуточки, отыскать в сердце благодарность у меня как-то не выходит, — воскликнул Золотце, нервно передёрнув плечами.
— Господин Золотце, хэр Ройш, прошу вас, давайте обойдёмся без драматизации, — Скопцов привычно сложил руки. — Это всего лишь парад.
— Не думаю, — Мальвин опять перевёл взгляд на площадь. — Это определённо декларация намерений.
Слово «заговорщики» вызывало у хэра Ройша-младшего разве что кислую улыбку, но трудно было это слово не припомнить, когда они с Золотцем, Скопцовым и Мальвиным прятались вчетвером на чердаке, выходящем слуховыми окнами прямо на площадь перед Городским советом. Чердак отыскал, разумеется, Золотце, а сидели заговорщики на нём, поскольку внизу разворачивалась самая прямая декларация намерений, какую хэр Ройш-младший только видел в родном городе.
Надо тем не менее заметить, что задекларирована сия декларация была специфически, если не тайно. Формально она звалась парадом Охраны Петерберга и — формально же — никаких привязок к тем или иным поводам не имела. В то же время конец октября вряд ли мог похвастаться наличием неких торжественных дат, а потому несложно было сообразить, зачем четырём генералам понадобилось напомнить горожанам, кто в Петерберге хозяин.
Ключевая ирония, однако же, состояла в том, что шумный и наверняка призванный привлечь к себе внимание парад легко мог бы обойти невнимательного петербержца стороной, поскольку никаких предварительных объявлений о нём не делалось. Солдаты в парадной форме без предупреждения и видимого повода просто выстроились в колонну и промаршировали по нескольким главным улицам города, начиная с Конной дороги, обогнули Людской по Большому Скопническому и добрались до площади. Заворачивать в недра районов было сложно и бессмысленно, поскольку четыре генерала возглавляли процессию конной шеренгой, которая потеряла бы на узких улочках весь свой лоск. В общем, пожелай хэр Ройш в этот субботний день остаться дома, он мог бы, зачитавшись, и вовсе не заметить парада.
Так бы наверняка и сложилось, если бы под утро слуга не доложил, что к молодому хэру Ройшу пожаловал префект его академического курса. У молодого хэра Ройша сей факт вызвал определённое недоумение: когда-то давно Мальвин с педантичностью часового механизма предоставил адрес Брэда Джексона, а теперь не менее педантично обновлял чернила на валике, чтобы листовки отпечатывались в равной степени жирно. «Я сам не могу в точности сказать, как бледные чернила могут оказаться уликой, — усмехался Мальвин, — но предпочту её не оставлять».
Иными словами, был он точным и надёжным человеком, с которым хэр Ройш-младший почти не имел личных контактов за пределами совместных академических возлияний, поэтому утренний визит оказался полной неожиданностью. Мальвин предложил прогуляться до одной распивочной неподалёку от Академии, и хэр Ройш-младший едва удержался, чтобы не ущипнуть себя украдкой.
В его мире — мире строгих регламентов и назначаемых за месяц приёмов — люди не заходили в гости просто так и уж тем более не приглашали в распивочную.
«Готов поспорить, вы задаётесь вопросом, почему я не прислал к вам курьера, — хмыкнул Мальвин, когда хэр Ройш не без растерянности натянул пальто и вышел вслед за ним. — Вынужден повторить почти то же, что говорил про краску: не представляю, как это может бросить на нас тень, но предпочту не рисковать».
«У вас имеется некая ценная информация?»
«Боюсь, я вас разочарую. Мне просто нужно поделиться с кем-нибудь одним курьёзом».