— Например, чтобы вас не было, — запальчиво воскликнул Коленвал. — Почему росскими городами управляют люди из Европ? Нонсенс! И на Охрану Петерберга должна быть управа, и законы надо принимать по уму, и рождаемость поднимать иначе, и управление тоже иначе выбирать, и город открыть…
— А что, открылся город? — наместник косо хмыкнул. — Когда я был в вашем возрасте, молодые люди, мне тоже казалось, что всё просто. А теперь… Если Городского совета действительно больше нет, как вы думаете, что произойдёт с Петербергом? Солдаты попросту установят здесь военную диктатуру, и у вас, обыкновенных горожан, жизнь станет гораздо хуже.
— Но тут вступаете вы! — победно взмахнул руками Хикеракли. — В роли ценного пленника, как понимаете.
— Я? Молодой человек, когда меня сменят, я перестану иметь хоть какую-то ценность. Вы об этом подумали? О том, какой будет реакция нового наместника, когда он приедет? Какой будет реакция Четвёртого Патриархата и Европ, когда они узнают — а они узнают, через два дня или через двадцать. Или, может, вы тешите себя фантазией, будто Петерберг способен существовать автономно?
Да, они об этом подумали.
Коленвал не без гордости перебрал в уме всё, что затрагивали бесконечные теоретизирования в Алмазах, начавшиеся неделю назад. Способен или неспособен Петерберг существовать автономно; кто и на каких основаниях должен им управлять; какую роль следовало бы отвести Охране Петерберга при разумном устройстве; какие налоги можно было бы отменить и хватит ли банковского запаса, чтобы обеспечить твёрдые цены.
Но и неделю назад, и буквально вчера конкретные планы доходили разве что до очарования господина Пржеславского, или подкупа солдат, или поисков симпатии в Порту.
Кто мог знать, что всё это окажется совершенно несущественно?
Нельзя же было предугадать, что Охрана Петерберга взбунтуется сама! Ну или кто там ей помог.
— Вы, наверное, считаете меня злодеем, — наместник вздёрнул подбородок и посмотрел на Хикеракли, Коленвала игнорируя. — Наверное, считаете злодеями Четвёртый Патриархат. Но злодеев не существует. Вы, молодой человек, спрятали оружие за пояс Йихинской Академии. Вы знаете, что в Академии систематически игнорируют нарушения Пакта о неагрессии? Я стар и давно в Петерберге, я могу закрывать на это глаза, а следующий наместник — не станет, и тогда закроют саму Академию. Может, вы знаете и о том, что в Порту проходят нелегальные боевые турниры, куда съезжаются недобросовестные зрители из Европ? Европейское Союзное правительство — знает, и оно возмущено, и оно бесконечно требует от меня это прекратить. Что будет, если я не сумею? Торговые условия для Росской Конфедерации ухудшатся. Четвёртому Патриархату придётся надавить на народ, ввести наказание за безработицу или нечто вроде. Или не давить, а пойти по пути реформ, развить собственное производство, но стоит им взяться за такие реформы, Европы тотчас пересмотрят экономические отношения, и в вашей стране начнётся серьёзный кризис. Попытки избежать подобного развития событий могут быть неприятны, но они необходимы. И я умею это делать, и Городской совет умел. А вы — нет. Поэтому, молодой человек, вы — или те, кто захватит в Петерберге власть, — окажетесь куда большими злодеями.
— И взятки вы тоже по доброте душевной берёте! — возмутился Коленвал.
— Ни единой в жизни не взял.
— Значит, не боретесь со взяточничеством в собственном аппарате.
— Потому что если никто не будет их брать, — пожал плечами наместник, — вход в приёмную просто завалят. Неужели вы сами не видели реакции петербержцев на введение нового налога? Может, это я их подговорил тащить к моим дверям весь свой скарб?
— Вы же знаете, что новый налог Петербергу во вред, — мягко заметил Хикеракли, и Коленвал вдруг сообразил, что он по-прежнему на удивление серьёзен. — Почему вы не попытались ничего сделать?
— Не попытался? — наместник высокомерно поморщился. — Я немедля направил в Четвёртый Патриархат свои рекомендации. Четвёртый Патриархат ответил, что не может выдать Петербергу эксклюзивные права, поскольку это вызовет возмущение в других населённых пунктах, но может отложить введение налога на срок до двух с половиной лет, то есть до расширения города. Но, поскольку меня скоро сменяют, рекомендацию должен подтвердить и новый петербержский наместник. Он успел бы.
Хикеракли растерянно откинулся на стуле.
— Вам бы, сударь, людям это объявить, глядишь и успокоились бы.
— Вы слишком нетерпеливы. Это не мгновенные процессы.
— Хватит заговаривать нам зубы! — закричал Коленвал. — Этот закон глуп и бесчеловечен по сути своей, правки и сроки тут значения не имеют!
— В вымирающих городах за Уралом считают иначе.
— И как будто дело только в нём. Пакт о неагрессии не умнее, это попытка насильственно запретить человеческую природу!
— Это попытка помешать людям делать друг другу больно и страшно, — отозвался наместник, — и в Европах она работает.
— Вы уверены? — Хикеракли наклонил голову. — Вы же знаете о сейчашних Европах только по переписке.
Наместник невесело усмехнулся. Вообще, пусть и с неохотой, ему следовало отдать должное: будь Коленвал на его месте и в его возрасте, он ни за что бы не стал тратить время на пустые объяснения с какими-то, как выражается Гныщевич, малолетками, револьвер не револьвер. Он, собственно, и на своём бы месте не стал. Но куда больше недоумения вызывал у Коленвала сейчас Хикеракли.
Он являл собой воплощение фразы «прислушиваться к чьим-то словам», револьвер не револьвер. Наместника рассматривал очень внимательно.
Коленвал тряхнул головой, отгоняя свои наблюдения. Хочет пялиться — пусть пялится.
Хикеракли развёл руками.
— Да мы ж вас не бьём, хэр мой Штерц, не обижаем. Ежели вы во всём правы, то и поможете нам не допустить военной, что называется, диктатуры, раз уж вы такой многомудрый и всё-то понимаете. Поможете же?
Наместник низко склонил голову.
— Я был бы рад.
— Ну вот видите! — Хикеракли протянул руку и без зазрений потрепал его по плечу. — Всем радость, а уныния не надо!
— Если вам так любезно ворковать, воркуйте без меня, — решил Коленвал, вернулся к столу и грозно повис над любителями болтовни. — Мне в Алмазы?
— В них, родимые. Думается мне, ежели ты в казармах полное ситуации непонимание нарисуешь, в город тебя пропустят, это ж не из города, — почесал Хикеракли в затылке. — А ты уверен, что возвращаться хочешь?
Сие Коленвал ответом не удостоил.
— Господин Штерц, ключи от наручников.
Наместник саркастично улыбнулся.
— Всё сложнее, молодой человек, чем вам кажется. Ключи — у господина Бауэра, а он, если не ошибаюсь, заперт на некоем малом складе вместе с двумя своими коллегами и их оружием.
— Вы можете приказать им сдаться, — мирно заметил Хикеракли.
— Могу. Был бы рад. Но не стану, как не станут все те, кто продолжит осложнять вашу жизнь впредь.
Коленвал, чьё терпение иссякло окончательно, препираться не стал. Предположив, что дальше Хикеракли как-нибудь сам разберётся, он быстро вышел из кабинета и разыскал Драмина. Резать сразу браслеты тот не решился, но с цепочкой преспокойно справился обычный токарный станок. Драмин, конечно, подступался и к браслетам, вот только на них требовались время и калибровка, а калибровки, кажется, сейчас не хватало самому Коленвалу.
Возле завода стояли две «Метели», на которых приехал наместник с охраной, и конь — видимо, хикераклиевский. Коленвал предпочёл авто.
— Если не выделываться, всё очень даже просто, — сердито пробурчал он, усаживаясь на водительское кресло. — Если не выделываться.
Глава 36. Опека
Ах, до чего просто было завернуть в один из бараков Северной части, обратиться вежливо к полковнику Шкёву и уверенным голосом, будто расспросы сами собой разумеются, разузнать, что же творится в городе! Скопцов вовсе не ожидал подобной простоты — потому, видно, что за прошедшие два года казармы окончательно перестали быть ему родным домом, сменились на общежитие Академии, и что с того, сколько раз в неделю он заходил к отцу? Когда же сегодня шёл, мерещилось, что непременно задержат, правды не раскроют, а вместо того выгонят или арестуют.