Золотце напомнил себе, зачем они ведут все эти разговоры, и переспросил:
— Вам в самом деле плевать на Петерберг? На обыкновенных горожан и тех, кто окажется там по случайности?
— Да пусть Петерберг хоть шельмы заберут. Там нет обыкновенных жителей и случайных людей — все они внесли свою лепту в случившееся! Успокаивающие смеси — это ещё гуманное решение. Нам следовало бы разнести этот город в пыль.
— Вместе со стариками и детьми?
— Вместе со стариками и детьми, — чуть-чуть не совладал с голосом Асматов.
Только вернувшись в Патриаршие палаты, Золотце с трудом заставлял себя за ним шпионить. Сам он не знал, что такое не попрощаться с сыном, но хорошо знал, что такое не попрощаться с отцом. Теперь же иллюзия вины перед Асматовым развеялась. В пыль.
— Так вот, господа, — просиял Золотце. — Граф Асматов взваливает на себя невероятную ответственность, вожделея разнести Петерберг вместе со стариками и детьми. Среди вас скрывается шестеро его сторонников, для которых сегодняшние разоблачения разоблачениями не стали. Но пока вы всё ещё коллегиальный орган, быть может, таки проголосуете? Вам хотели преподнести в подарок соучастие с хауном Сорсано в применении успокаивающих смесей, но сюрприз сорвался — и вы имеете возможность от него отказаться.
Над столом заметались хмурые, сосредоточенные взгляды. Конечно, хмурятся они не за судьбу Петерберга, а в первую очередь за собственную, но всегда приятно полюбоваться со стороны на сложный выбор. Памажинный вдруг принялся искать свой лорнет.
— Я бы поостерёгся, — нарушил тяжёлое молчание Придаль. — Во всём этом наверняка имеется подвох. Я, господа, прекрасно помню Тумрань и хочу обратить ваше внимание на то, что вокруг принятия подобных решений всегда немало двусмысленного. На самом-то деле наместник не должен быть самостоятелен, он проводник воли Союзного правительства. А чаще — конкретной коалиции внутри Союзного правительства, мы ведь с вами все понимаем… Следует предположить, что внутри Союзного правительства завелась коалиция, которой выгодно удавить Петерберг руками хауна Сорсано. Что не означает согласия всех остальных членов Союзного правительства. И каждый из нас, конечно, может на свой страх и риск предположить, как именно — с учётом последних событий — распределились по коалициям наши европейские друзья, но слишком высоки ставки, чтобы полагаться на досужие домыслы. Тут бы скататься к Союзному правительству, посмотреть своими глазами, подумать чуток… Но времени наверняка нет, города травят быстро, так ведь, Аркадий Ванович? — Он вздохнул и огладил непомерное своё пузо. — Сложно, господа, сложно. Подыграй мы так мощно одной коалиции, что о нас скажут другие? Очень легко прогадать. Всё ж таки целый город — припоминать потом будут до скончания веков.
Протеже барона Улина хамски прикурил папиросу и возжелал говорить, хотя уж его-то мнение тут не беспокоило никого.
— Постойте… Почему вы все твердите о применении успокаивающих смесей так, будто Петерберг будет ими уничтожен?
По Изумрудному залу шершавым шелестом нарисованной листвы прокатились смешки.
— Юноша-юноша… — только и мог спрятать лицо за ладонью Придаль. — Не принимайте от Гария Андреевича должностей. Берите лучше деньгами.
— Успокаивающие смеси, — вздохнул немного оживший Войбах, — изобретены более тридцати лет назад. С тех пор Европы успели наложить мораторий на их использование — у себя, разумеется. Разработки продолжаются благодаря нестабильности ситуации с Латинской Америкой, но те запасы, что хранятся на территории Росской Конфедерации, хранятся уже тридцать лет. Говорят, более современные смеси действуют относительно гуманно — так, как вы, видимо, и вообразили. Но в нашем случае это скорее яд, что проверил на себе более не существующий город Тумрань. К тому же в идеале смеси следует распылять при помощи специальной техники, но в сопротивляющемся городе сделать это затруднительно, а потому в ход идут артиллерийские орудия и гранаты. Что, в свою очередь, практически не позволяет рассчитать безопасную концентрацию… Продолжать, или вы уяснили?
— Лучше поведайте юноше, как Четвёртый Патриархат тридцатилетней давности вообще согласился принимать от Европ наказания успокаивающими смесями, — фыркнул хэр Ройш.
— Господа, это фарс! — вскочил на ноги Асматов. — Мы улыбаемся и светски щебечем с убийцами и сепаратистами, которые ясно задекларировали намерения отнять у нас власть!
— Не мешайте, пожалуйста, Аркадий Ванович, — Улин раздосадовано покачал головой. — Может быть, мы зарабатываем себе места при новом правительстве. Я слышал, супругу вашей сестрицы это вполне удалось.
— Скажите ещё, что вы готовы подписать отречение.
— О, это решительный шаг, он требует размышлений, обсуждений…
— Есть над чем поразмыслить, — не стал прятать язвительность хэр Ройш. — Вам ведь придётся пересмотреть свои привычки в области раздаривания должностей господам, незнакомым даже с историей Тумрани.
— Вы столько раз за сегодня это повторили, что я уже испытываю отвращение к оным привычкам. Право, господа, я должен принести свои извинения за то, что явился не один. Мне стыдно за невежество, коему вы были свидетелями. Посыпаю голову пеплом.
— Да вы не в себе, — рыкнул Асматов. — Никакого отречения, тем паче в пользу петербержцев, не будет. Никогда. Раз уж вы так хорошо осведомлены о том, кто заработал места при новом правительстве, вспомните, что стало с петербержской аристократией!
— Её проредили, — без выражения бросил хэр Ройш. — Граф, вы апеллировали к городишкам победнее, которые будут голодать, если Европы получат экономическую сатисфакцию от Росской Конфедерации. Если же Европы сатисфакцию не получат, вы, вероятно, предполагаете с их стороны крайние меры — вплоть до военных действий в наш адрес, так? Вы сознаёте, что роспуск Четвёртого Патриархата в такой ситуации — наиболее эффективный способ отклонить все претензии? Их просто некому будет предъявлять. Некому будет слать телеграммами предупреждения. С гипотетическими военными действиями мы, в отличие от вас, знаем, как быть. Европы захлебнутся своей войной: если они снарядят армию и армия не сможет пройти к нам, она пойдёт обратно — и непременно вспомнит о том, как Финляндия-Голландия наживалась благодаря закрытию Порта Петерберга на прочих странах. Будет очень интересно. А торговать мы можем пока что с Индокитаем, через Фыйжевск. Когда же война закончится, у Европ не будет другого выхода, кроме как наладить с новым росским государством новые же отношения. Не то чтобы всё это было действительно легко осуществить, но это уже не ваша печаль. Вам нужно всего-навсего подписать отречение.
— Знаете, — откликнулся прежде Асматова Войбах, — лучше уж пусть росские городишки поголодают, чем настоящая всеевропейская война. Война! Неужели в вас действительно нет ни капли сочувствия к простым европейцам, которые будут расплачиваться жизнями за то, что однажды Петербергу взбрело в голову попротестовать против налога на бездетность?
Золотце демонстративно смахнул воображаемую слезу. Хэр Ройш развёл руками. Мальвин и Скопцов так и вовсе переговаривались полушёпотом о чём-то своём.
— Вы чудовища! — призвал на свою голову ещё немного позора протеже Улина.
— Мы просто не стремимся отвечать за все европейские народы разом, нам достаточно своего, — хэр Ройш отогнал его как муху и снова обернулся к Асматову: — Граф, я выношу на голосование вопрос упразднения Четвёртого Патриархата. Выскажите свои возражения, пока у вас есть такая возможность.
Асматов скрестил руки на груди и воззрился на хэра Ройша, маскируя под отвращение некоторую растерянность.
— Я готов отдать должное вашей затее. Она вызывает массу частных вопросов, но с определённой точки зрения действительно является способом уклониться от санкций Союзного правительства. Однако это низкий и подлый способ, совершенно преступный по своей сути. Как и всё, что мы видели от Петерберга в последние месяцы. Вы не заслуживаете ни уважения, ни доверия — я до последнего буду стоять на том, что отдавать вам на растерзание Росскую Конфедерацию нельзя ни при каких условиях. Голодающие городишки — чепуха по сравнению с тем, что ждало бы их с вами у власти.