Дождавшись ночи, Струмышка выбралась из сахарницы, распушила свой легкий-легкий мех и плавно, как на парашюте, слетела с буфетной полки. Осмотрелась. Золотистым парашютом покружилась над спящими хозяевами квартиры. Зелеными волшебными глазами заглянула в их сны, чтобы с каждым познакомиться получше. Придумала первую приятную странность, рассмеялась тихонько и принялась за дело. А как делала Струмышка свое дело — спрашивать не станем. Это ее дело…
На другой день к вечеру папа сел к столу закончить очередную игрушку — вертолет. А Струмышка уже сидит, его дожидается. Только папа ее не видит — ведь она рассыпается от взгляда человека. Вот самый важный момент — последняя деталь, и вертолет готов. Но множество золотистых пылинок замелькало в глазах у папы. А вместо вертолета… Смотрит папа и ничего не понимает: за какую-то неуловимую секунду серьезная летающая машина превратилась в совершенно легкомысленного лягушонка. Можно ли в это поверить? Нет, конечно. А можно ли не поверить, если видишь своими глазами? Вот сидел папа и не знал — верить или нет.
Подошла мама.
— Все-таки у тебя золотые руки, — сказала она, — только ты мог сделать такую забавную игрушку. Не поверить маме папа, естественно, не мог. Да и каждому ясно, что веселый лягушонок гораздо лучше обыкновенного вертолета.
А Струмышка удалилась в свою сахарницу. Ночью, когда все спали, она снова принялась за свои волшебные дела: готовила сюрприз для мамы.
На следующий день пришла мамина подруга. За готовым костюмом. Мама сшила очень элегантный, серьезный костюм. И вдруг — золотая пыль в глазах. На один миг. Потом — восхищение, радость: тяжелый темно-синий материал превратился в тончайший нежно-голубой шелк; строгий, деловой фасон преобразился до неузнаваемости — это же воздушное платье феи! Сказочный наряд, в котором танцевать на самом блестящем балу самого блестящего сказочного короля.
И не важно, что нет ни бала, и нет короля, ни сказочного, ни настоящего. Ведь не в этом дело…
«Теперь, — подумала Струмышка, — нужно что-то придумать для девочки». Что-нибудь очень-очень хорошее хотелось сделать для девочки. Две ночи думала Струмышка и придумала простую, но чудесную странность.
Просыпается девочка утром и видит в вазочке на столе букет невиданных цветов. Золотисто-желтых с зеленой-зеленой серединкой.
Никто в доме не удивился Струмышкиным чудесам, ни первому, ни второму, ни третьему. Так уж устроены люди: добрым чудесам не удивляются. Их просто помнят.
Вот и кончились странные неожиданности в этом доме. Струмышке пора перебраться в другую сахарницу, других людей удивлять. Она им нужна: не очень интересно жить без веселых и обязательно добрых Струмышек. Не выбрасывайте, пожалуйста, старых сахарниц.
ДОЖДИК
Жил-был дождик. Косматый длинноволосый дождь. Если он сердился, холодные пряди его мокрых волос хлестали людей по лицам, по глазам. До слез. Но люди не обижались, потому что когда дождик был в хорошем настроении, его мягкие, шелковистые волосы ласково касались их щек, рук, глаз, что-то шептали. И все-таки дождь был косматым и длинноволосым. И ему это надоело.
— Постригусь, — решил дождик. — Не я первый, не я последний.
Отправился к парикмахеру. А парикмахером, конечно, месяц-серп работал.
— Тебя как стричь? — спрашивает месяц. — Покороче или умеренно?
— Давай покороче. Постепенно отрастут, если не понравится, — решил дождь.
Отрезал месяц-серп волосы дождика.
Вернулся стриженый дождик в свой город. Пока о бегал к месяцу, ничего хорошего в городе не случилось. Наоборот. Листья на деревьях потускнели, привяли. Цветы на клумбах лепестки опустили — вянут. Люди ходят серые, пыльные, вялые. Засыхают люди. Разволновался дождик.
— Сейчас, — говорит, — сейчас я вас всех быстренько полью, вам легко станет. Оживете сразу.
Люди, цветы, листья обрадовались. Ждут. Смеются. Дождь торопится, распустил волосы-струи, поливает.
— Ну же! — кричат люди.
— Жарко… — плачут цветы.
— Сохнем, — шелестят листья.
— Да что вы, — не понимает дождь. — Я же поливаю.
Бьют короткие струи-волосы, но не достают даже до крыш самых высоких домов.
Сухо. Все суше на земле становится. В пыль рассыпаются цветы, шуршат почти мертвые листья, молчат потерявшие веру люди.
— Да что же вы сохнете, — не понимает, сердится дождь, — Я же поливаю.
Старается, трясет короткими волосами. Не долетают постриженные струи до сухой земли.
И тут только понял дождь, что он наделал. Понял, что пока будут отрастать струи, погибнут цветы, листья, люди…
«Глупый я, беззаботный я», — плакал дождь.
Плакал, плакал, плакал. И слезы его упали на землю. Поток слез.
И встали цветы — ожили! И весело зашелестели листья — ожили! И вздохнули легко люди — ожили!
А дождику долго еще плакать: пока-то отрастут его волосы-струи.
КОШКА И «КУКУШКА»
В одной квартире, современной, удобной, жили хозяйка и ее кошка. Вернее, кошка и ее хозяйка. Хозяйка то на работе, то по магазинам, то по знакомым. Мало ли где может пропадать одинокая приятная женщина, возраст которой определить почти невозможно, да и незачем.
С кошкой все не так: и возраст ее известен — совсем взрослый котенок или совсем молодая кошка, и из дома она никуда не пропадает. Кошка все дома и дома и чаще одна. Кошка скучала. Ну, конечно же, как все кошки она играла шуршащими бумажками, гоняла мячики. Нс ведь она одна и одна. Пока-то дождешься хозяйку.
Кошка пробовала подружиться с телефоном. Ка только он начинал звонить, мчалась к нему из любого уголка квартиры. Прыгала вокруг аппарата, мяукала тихонько дергала за шнур. Но после нескольких звон ков телефон замолкал. Тогда она решила познакомиться с урчащими водопроводными трубами. Даже научилась урчать так же, как они. Но трубы не обращали на кошку никакого внимания.
Однажды хозяйка пришла с работы чуть позже, чем надеялась кошка. Кошка уже ждала ее, сидела возле двери. Наконец дождалась, замурлыкала, о ноги трется.
— Ну, ну, не путайся под ногами, — ласково подтолкнула ее хозяйка, — посмотри лучше, что я принесла Она показала кошке довольно большую картонную колобку. — Это часы с кукушкой. Очень симпатичные часики. И как раз к нашим обоям, — сказала хозяйка.
«С кукушкой! — обрадовалась кошка. — Кукушка — это кто-то живой. Это же так хорошо, что со мной будет кто-то живой».
Хозяйка открыла коробку. Белый домик, красная крыша, золотые полоски циферблата, маленькая дверца под крышей.
— Ну как? — спросила она кошку.
Кошке домик понравился. Ну а кукушка? Где та самая живая кукушка, что живет в домике?
Потом пришла соседка помочь выбрать место для новых часов, и пришел сосед помочь укрепить часы на стене, и пришел еще кто-то зачем-то, и кто-то еще ни о чем, просто так. Рассматривали кукушкин домик, вертели его, крутили, чему-то смеялись. Хозяйка и ее знакомые вообще были народ веселый.
А кошка смотрела на них и была очень недовольна. Разве можно так? Они ведь потревожат кукушку!
Наконец выбрали подходящее место. Укрепили домик на стенке. Подвесили гири на цепочках. Хозяйка толкнула маятник. Часы затикали. И вот что-то в них зашипело, открылась дверца под крышей, и выглянула кукушка. Она кивнула всем и ясно сказала: «Ку-ку». Снова спряталась. Хозяйка перевела стрелки, и кукушка снова выглянула, несколько раз сказала «Ку-ку», спряталась. Хозяйка все переводила и переводила стрелки. Кукушка все кивала и куковала. Конечно же, кошке тоже очень понравилась кукушка: и кивает, и почти поет.
«Только она уже, должно быть, устала», — подумала кошка.
И тут хозяйка поставила стрелки на нужные цифры, подтянула гири и оставила кукушку в покое. Хозяйка и ее приятели о чем-то заговорили, кажется, и забыли о новых часах, пошли на кухню, позвали с собой кошку — пора ужинать. Кошка нехотя поплелась за всеми она бы лучше осталась с кукушкой.