Пётр Олегович намеренно старался не вспоминать этот период. Сейчас, сидя за письменным столом с дневником в руке и вот уже около получаса размышляя над историей своей жизни, Пётр Олегович снова осознал, что он погрузился в ненужные болезненные воспоминания. Вообще в последние годы такое поведение всё больше и больше становилось присуще Мочёнову. Чем дольше он находился один, чем сильнее он старел, тем глубже он погружался в самого себя и своё прошлое. Это пугало Петра Олеговича, ведь если он окончательно впадёт в забытие, то он больше не будет тем самым Петром Олеговичем, а станет простым стариком, не приносящим пользу никому вокруг, включая себя самого. Для этого на протяжении всех десятилетий, проведённых в одиночестве в этом доме, Мочёнов старался сохранить свою главную черту, тот мотор, который на протяжении восьми десятилетий двигал его навстречу новым открытиям: любознательный запал. И это у него получалось. Так Пётр Олегович выработал целый график, чтобы поддерживать свой организм в строгости и проводить каждый свой день с пользой для себя и науки, что для Мочёнова было, по сути, одним и тем же.
День, как ни противоречиво это звучало бы, начинался с утра. Вставал Пётр Олегович по привычке рано, примерно в шесть часов. Первые десять минут после пробуждения Мочёнов обычно проводил в полусонных размышлениях. Сотни до конца не сформировавшихся мыслей и идей быстро рождались и умирали в недрах разума Петра Олеговича, каким-то образом помогая его неординарному уму запуститься. После этого Мочёнов протирал своё лицо руками, неуклюже тянулся худой рукой до своих круглых очков, лежащих на захламлённой тумбочке, и медленно, кряхтя и пофыркивая, привставал с кровати.
Очень любил Пётр Олегович в таком положении, сидя на краю постели, смотреть в окно, которое отличалось от всех остальных в этом доме. Но не стоит полагать, что такая исключительность была обусловлена каким-то особенным видом стекла или другими оптическими инновациями. Всё было намного проще: это окно было единственным чистым в доме. Каждую неделю Пётр Олегович старательно протирал это окно, чтобы больше света попадало в его комнату и, в частности, на рабочий стол, дабы экономить горючее в лампах. Дом не особо был богат на окна, да и в других комнатах не требовалось столько света, как в кабинете Петра Олеговича.
Также это окно имело самый красивый вид из всех возможных. Находясь на втором этаже, оно позволяло с высоты увидеть два последних оставшихся рядом с домом дерева: старый клён и пышную плакучую иву, расположившуюся возле речки. Эти два дерева столь сильно нравились Петру Олеговичу, что он использовал любой повод, чтобы хоть разок взглянуть на эти прекрасные творения природы. Клён Мочёнову полюбился очень давно. Ещё в детстве Пётр Олегович наслаждался и восхищался несколькими массивными клёнами, растущими у него во дворе. Их широкие и густые кроны переплетались в единую сеть, являвшуюся своеобразным миром со своими уникальными обитателями, которые подчинялись неким незримым законам. «Эх, детство…» Ива же ассоциировалась у Петра Олеговича с матерью. Она часто говорила, что поскольку она родилась в апреле, во время которого начинается опыление ивы, то это дерево символизирует её. Мочёнов скептически относился к таким ассоциациями, однако биологические циклы ивы действительно совпадали с рождением матери, поэтому Пётр Олегович после таких сравнений всегда деликатно молчал. Но сути это не меняло. Петру Олеговичу до безумия нравился этот вид из окна. Там, за стеклом, был кусочек того старого, прекрасного мира, который так любил Пётр Олегович. Того мира до Перемен…
Тяжело вздыхая после таких неутешительных мыслей, Пётр Олегович окончательно вставал, делал небольшую разминку по заветам докторов и совершал все необходимые для окончательного пробуждения организма вещи. После этого Пётр Олегович был готов к новому дню, который он всегда старался встретить бодрым и позитивным несмотря ни на что. Размеренным шагом, всё больше замедляющимся из года в год, Пётр Олегович выходил из кабинета и попадал в гостиную. Там его ждал самый приятный утренний ритуал – чтение. Мочёнов радостно садился в мягкое, местами порванное кресло, выпивал специально заготовленный со вчерашнего вечера стакан воды и брался за книгу. Гостиная была по совместительству огромной библиотекой Петра Олеговича, которую начал собирать ещё тот самый прапрапрадед, купивший этот дом. Большинство книг имело научное содержание, что сильно нравилось Петру Олеговичу. Разнообразные художественные произведения и романы казались ему простыми выдумками, которые читают те люди, в жизни которых не хватает собственных чувств и эмоций. «В чём смысл читать книгу про чью-то жизнь, если ты сам можешь эту жизнь прожить?» – эта мысль всегда возникала в голове Петра Олеговича при виде различных старых книг про фантастические путешествия, трагическую любовь или выдуманные юмористические истории. Но даже несмотря на содержание рукописей Петру Олеговичу чисто эстетически нравился вид огромной библиотеки с почерневшими продолговатыми и немного закруглёнными окнами и колоссальными древними шкафами, хранившими в себе тысячи произведений, явившихся результатом деятельности человеческого разума на протяжении всей истории рода людского. Пётр Олегович гордился, что он обладает этим сокровенным и огромным источником знаний и опыта, накопленного сотнями поколений. Главным же атрибутом утренней гостиной был специфичный свет. Падая под определённым углом и проходя через большие окна залы, свет приобретал немного желтоватый оттенок и красиво освещал летавшие повсюду пылинки, делая вид библиотеки ещё более уютным и красивым для старческого глаза Петра Олеговича. Тени же, созданные световыми лучами, окончательно дополняли картину, превращая обычное неубранное помещение в эстетически прекрасный объект, будто бы сошедший со страниц старых приключенческих романов, которые так не любил Пётр Олегович.