Каждый день вся семья пыталась переубедить Мочёнова, однако Пётр Олегович не хотел уступать. Крики, брань, просьбы, мольбы – обе стороны перепробовали все методы переубеждения. Но каждый остался при своём мнении. В один из дней Пётр Олегович, как всегда, проснулся в своей квартире и заметил, что в доме что-то не так. За ночь произошла какая-то разительная перемена, которую Мочёнов всё никак не мог осознать. В квартире воцарилась тишина. Та самая тишина, которая будет сопровождать Петра Олеговича все следующие десятки лет. Рано утром вся семья Петра Олеговича собрала всё необходимое, оставила прощальные видеосообщения и без отца ушла в центр по переносу сознания. Так Пётр Олегович навсегда остался в полном одиночестве.
Пётр Олегович привстал с травы. На его глазах были слёзы. Как тогда, поняв безысходность и предрешённость своей судьбы, Мочёнов перестал сдерживать себя. По старческим щекам Петра Олеговича потекли горькие слёзы отчаяния и жгучей тоски, разрезавшие сухое лицо Мочёнова безудержными влажными потоками. Печаль, столько лет хранившаяся в душе этого пожилого старика, наконец-то выплеснулась наружу, показав всему миру то, насколько оскорбительно этот самый мир отнёсся к Мочёнову. Но мир продолжал хладнокровно молчать… Пётр Олегович снял свои очки и закрыл лицо чёрствыми ладонями. От кого пытался скрыть свои слёзы Пётр Олегович? От клёна и ивы? От заходящего солнца? От голубого неба с облаками? От этих строений, окружающих его? Пётр Олегович пытался скрыть их от самого себя. Стерев все слёзы рукавом своей изношенной рубашки, Мочёнов покрасневшими глазами стал всматриваться в сооружения, построенные когда-то, как ему казалось, давно.
После ухода семьи осознание своего полного одиночества далось Петру Олеговичу нелегко. Ещё несколько месяцев Мочёнов бесцельно бродил по своей квартире, осматривал спальню жены и детей, бездумно брал вещи, связанные у него с какими-то моментами в их совместной жизни, доставал из закоулков старинные запылившиеся семейные альбомы, рыдал над фотографиями своих близких и родных, которых он никогда больше не сможет увидеть. Мочёнову некому было продавать уже никому не нужное физическое имущество, поэтому Пётр Олегович собрал всё необходимое, раздобыл в постепенно пустеющих магазинах еду и отправился в тот самый старинный семейный дом, который прямо сейчас находился за спиной Петра Олеговича.
Может стоило согласиться?
Этот вопрос извечно мучал Мочёнова. Ведь жизнь Петра Олеговича могла пойти совсем другим путём, согласись он стать частью этого общечеловеческого интеллекта. Может его нежелание объединить сознание с другими людьми – это лишь инстинктивная боязнь перед чем-то новым и неизученным; жалкий, примитивный и постыдный страх неизведанного? Тогда все попытки «борьбы» Петра Олеговича бесполезны, а вся его жизнь – это ненужный атавизм, тупиковая эволюционная ветвь, которой суждено сломаться, так и не дав отростков. И этот перелом – это смерть последнего человека… смерть Петра Олеговича. Да и что это такая за «борьба»? Всё, что сделал Мочёнов – это лишь убежал от реальности, попытался скрыться от всего мира в этой глуши. Пётр Олегович каждое утро просыпается, читает, работает в поте лица, занимается до ночи наукой, но какой в этом смысл? Разве Пётр Олегович сможет совершить какое-то открытие? Разве пригодятся его знания хоть кому-то помимо него? Кто запомнит его? Кому он может передать своё наследие? Ради кого он живёт? Зачем? И что может противопоставить этот мелкий старик против общечеловеческого интеллекта, которому подвластна вся планета? Пётр Олегович ежедневно, ежесекундно задавал себе эти вопросы, ответы на которые он боялся искать.
Мочёнов успокоился. Солнце почти зашло, а он всё так же измученно сидит на траве и тоскливо смотрит на живущие своей жизнью строения, выполняющие какую-то скрытую, неведомую для Мочёнова функцию. Вот, что представляет из себя Пётр Олегович Мочёнов. Одинокий восьмидесятилетний старик, сидящий на маленьком островке старого мира в окружении великого и всеобъемлющего нечто, в окружении тех самых Перемен. Маленький газон, два неразлучных дерева, скромный огородик, почти обмельчавший колодец и почерневший от старости дом – вот весь мир, в котором несколько десятков лет живёт Пётр Олегович. Почему его дом ещё не снесли? Почему люди, хоть и в другом виде, до сих пор не уничтожили этот скромный закуток старого миропорядка? Пётр Олегович точно не знал. Может его дом сделали крохотным заповедником, а его самого неким экспонатом; может за него заступилась его семья или его сохранили, как отдельную свободную для выбора ячейку общества. Но был более простой ответ. Про Петра Олеговича просто забыли. Никому не нужен дряхлый старик и его не менее дряхлый дом. Но всё-таки… у Петра Олеговича был выбор, который оставался у него до сих пор.