Ну, конечно, фанатка «Зенита» не могла не ответить на такое первое сообщение в чате, потому общение у нас сразу задалось. Притом, пожалуй, самое удивительное, что про футбол мы говорили недолго. Оказалось, она училась на юриста. Ну, и я тоже учился. Она по профессии отработала около трёх-пяти лет, я же так и не пошёл туда. О том и разговорились: про право, про законы, какими они должны или не должны быть, а также какие позитивные изменения могли бы произойти в нашей правоохранительной системе для лучшего её функционирования.
Слово за слово речь пошла на тему изнасилований, ибо даже спустя четыре года после скандала с Харви Вайнштейном и шумихой по делу сестёр Хачатурян при разговоре с девушкой сложно было на эту тему не напороться. И даже та, кто захочет показаться мужчине более прохладной к теме женских прав, обязательно заведёт об этом разговор потом спустя месяц, два или даже годы позже, но об этом говорить наверняка придётся. Моя новая собеседница решила, что ждать смысла нет, да и повод появился, раз я юрист.
Ваш покорный слуга же особо спорить не стал, но в противовес привёл хороший аргумент о том, что не все люди хорошие, безопасность каждого одним только законом не обеспечишь, а пытаться ломать в мужчине мужское, дабы искоренить насилие – это, мягко говоря, сомнительная затея в эпоху, когда либеральные ценности нужно ещё и защищать от, например, каких-нибудь исламских радикалов в том числе. Для этого нужны воины, солдаты, а как показывают протесты Навального в Москве из тощих, длинноволосых и очкастых студентов бойцы получаются не ахти. Хочешь, чтобы тебя защитили – воспитывай мужика, а не сопливое, инфантильное убожество. Вот уже потом, когда во всём мире воцарят мир, дружба и жвачка, а безопасность обеспечат боевые роботы типа робокопа, тогда ладно, делайте, что хотите. Но пока что…
– Ну тут с тобой в чём-то можно согласиться, но я, будучи юристом, каждый день видела, как куча девушек, будучи изнасилованными, боялись написать заявление, чтобы можно было засадить ублюдка. Я об этом говорю. То, что в общем менять мир кардинально рано, это понятно. Но можно же сделать закон лучше там, где он неэффективен.
Размышления Юли (так её звали) на тему были вполне знакомыми мне. У моего друга Руслана его девушка Евгения своими речами о том, как тяжело жить женщине в современном мире, и ему, и заодно мне за компанию все мозги вынесла! Такое чувство, что человек будто бы буквально вчера проснулся и осознал, что этот мир несправедлив и жесток, хотя в войнах на Ближнем Востоке и от голода в какой-нибудь Индии или Африке каждый день люди умирают. Неужели ты этого не замечала? Она скажет, что прекрасно всё видит, но хочет, чтобы мир стал лучше в целом. Все хотят, но не всегда у нас есть силы построить всё на этой планете в соответствии со справедливостью и высокой моралью, а также накормить всех. Последнее пытались делать американцы в Сомали в 1993 году, заплатив за это гибелью восемнадцати спецназовцев, а потом побежали оттуда, только пятки сверкали. Не всё в этом мире происходит так, как мы хотим, и не всё можно поменять, невозможно переписать законы природы, человека нельзя научить летать или дышать под водой. Так что с некоторыми вещами нужно учиться мириться, иначе в этом мире просто не выжить. Впрочем, Жене я не говорил такого. Я просто соглашался с каждым её тезисом, лишь бы она отстала. Хуже поступил Руслан: когда она попросила помочь ей с кое-какими документами, он так и ответил: «Ты теперь у нас сильная и независимая, вот и разбирайся сама…» Эмансипация во всей красе.
– Согласен, – отвечаю я, – но вспомни теорию государства и права. Закон – это не про справедливость, так она у каждого своя в соответствии с моралью, потому сделать его идеальным в соответствии с представлении каждого из нас невозможно. Вот ты, допустим, видела свою правду, так ведь? А некоторые вот вполне могли сесть за изнасилование по ложному обвинению. Им бы тоже хотелось, чтобы закон стал лучше, но эффективного детектора лжи не существует, чтобы их оправдать. Так что с некоторыми вещами приходится мириться, мы не можем их исправить.
– Ну… Это да, – лаконично отвечала она. Далее разговор на эту тему вести не захотела. Скучно иногда бывает спорить с человеком, которого сложно переспорить. И ладно ещё ваш оппонент – упрямый дурак. Но если есть хоть какой-то зачаток мозгов, спорить становится неинтересно. Так же хочется порою думать, что твои взгляды на жизнь и аргументы, их раскрывающие, великолепны и бесспорны, а весь мир вокруг – сплошные дурачки, которых ты ведёшь к просвещению, будто Данко, освещающий дорогу своим горящим сердцем в тёмном, глухом лесу. И сложно согласиться с суровой реальностью, когда ты на самом то деле такой же тупой и некомпетентный в подавляющем большинстве вопросов, как и все в этом мире. Впрочем, тут же стоит и отметить, что Юля вообще не любила споры, говоря, что лучше промолчит, чем продолжит вести дискуссию. Например, это её качество проявится позже в полной мере, когда начнём спорить о том, является ли фингеринг одним из видов фистинга, либо же это на самом деле независимые друг от друга понятия. Как потом окажется, она будет права, но предпочтёт попытке что-либо мне доказать многозначительное и сухое молчаливое согласие. Перестать спорить, особенно с тупицей – полезный талант, но не во всех случаях.