Бабушка нуждалась в постоянной помощи, и её пробелы с памятью становились пропастями. Однажды уродливым утром, она проснулась и, увидев Пенни спросила:
— Ты кто?
Сердце Пенни упало на землю и разбилось. К счастью, через несколько часов бабушка снова её узнала, но с тех пор Пенни жила с постоянной тревогой потерять Барби. Не физически, доктор заверила её, что с определенной терапией бабушка сможет прожить ещё долго, но умственно. Воспоминания Барби были частью Пенни, это была её семья. Они давали уверенность, что у них есть прошлое, они даже были уверены, что существуют сейчас, что были теми, кто имеет значение для кого-то другого. Но если бабушка решила уйти, что ей останется? Гигантская и разрушающая чёрная дыра.
Поэтому она общалась с ней каждый раз, когда было время, даже спала с ней. Днём работала, и затем бежала домой со спешкой матери, у которой есть маленькие дети, о которых необходимо заботиться. Она устала. Но усталая и хрупкая Пенни не сдавалась.
Два месяца прошло после отъезда Маркуса. В эти два месяца ей исполнилось двадцать три года, пришло Рождество, прошло Рождество, наступил новый год, и выпал снег. Грант больше не показывался и даже Игорь. И Маркус тоже. Монти Малкович дал ей свой номер телефона, и иногда, Пенни звонила ему и вздыхала с облегчением, когда он говорил ей, что Маркус всё ещё свободен, никто его не поймал и не вернул в тюрьму. Она надеялась, что он останется свободен навсегда. Живой и свободный.
Однако ей его не хватало. Не хватало, как не хватает света тем, кто живет за Полярным кругом и испытывает шесть месяцев абсолютную тьму, даже без единственного рассвета в течение ста восьмидесяти дней.
Внезапно, когда она продолжала расчесывать длинные локоны Барби, бабушка сказала ей:
— Сегодня для меня пришло письмо. Может быть, это любовное послание от Джона?
— Для тебя? Ты можешь мне показать? — воскликнула Пенни.
Старинным жестом дамы, которая хранила деньги в вырезе платья, считая его самым безопасным местом на земле, сейфом, который ни один порядочный мужчина не посмеет нарушить без разрешения, Барби вытащила прямоугольный конверт. Письмо не выглядело романтичным посланием. На самом деле, оно было адресовано ей, Барбаре Роджерс, но несло на себе оттенок официального общения. Может быть, требование оплаты? Какой? Пенни его открыла, опасаясь плохих новостей. Это было письмо от адвоката, который призывал её обратиться в свою юридическую фирму, в определенный день и время, для важных сообщений, касающихся её. Пенни не знала этого имени. Она спросила у бабушки, надеясь что она что-то ей пояснит, полагаясь на память, которая сохранила не повреждённым прошлое и некоторые странные детали, но Барби покачала головой, искренне ничего не подозревая.
— Жаль, что это не Джон, — добавила она с сожалением.
Пенни взяла сотовый телефон, чтобы позвонить по номеру, указанному на качественной бумаге для писем. Ей ответила чопорная секретарша.
Когда узнала о чём шла речь, то посмотрела на бабушку, которая наносила душистую пудру на щёки и смеялась своему отражению в зеркале. Пенни подумала, что любовь может проявляться различными образами, слишком многими. Раной, которая не перестаёт кровоточить. Тяжёлым багажом воспоминаний. Сожалением о том, что ты сделал, и сожалением о том, что ты хотел сделать. Но также и, прежде всего, хорошо пахнущим носовым платком, который вытирает твои слёзы, когда память теряет цвет и жизнь укорачивается.
Любовь – это золотой четырёхлистный клевер, это тёплое одеяло, та далёкая музыка и чудо, которое однажды вечером возвращается на закате, когда всё кажется навсегда потерянным, и заставляет ощущать себя бесконечностью для тех, кто никогда тебя не забывал.
Глава 31
Франческа
Какой дерьмовый февраль. Но я не думаю, что это зависит только от месяца. Это не вина холода и дождя. Это вина Маркуса. Мы всё ещё вместе, но мы больше не вместе. Мы пересекли семь штатов. Выполнили много мелких работ. Мили прошли пешком и на автобусе. На машине легче быть пойманными. Мы трахались в десятках мотелей. Никто нас не искал. Но он больше не мой.
Всё же, мне и этого достаточно. Я не хочу его потерять. Я довольствуюсь тем, что достаётся – его тенью. Мне хватает его взглядов с туманом внутри, секса с ним, рычащим и отстранённым, после которого он сразу встаёт и идет курить вдали, а затем возвращается спать и рассыпается на части в полном молчании. Одной из ночей я не выдерживаю и подхожу к нему. Маркус стоит перед окном с полуприкрытым жалюзи, которое выходит на унылую панораму парковки. Я забираю зажатую между его губ сигарету и, сделав пару затяжек, спрашиваю: