— Вот, возьми, — наконец сказала она, вытаскивая пять банкнот по десять долларов. — Это твой первый гонорар.
Маркус убрал эту заначку в собственный карман. Он ни минуты не колебался. Дополнительная демонстрация его прямолинейности. Давать и брать, и ничего другого.
— Теперь скажи мне, что я должна сделать, чтобы пойти навестить Франческу.
На несколько секунд он замолчал. Затем рассказал ей о тюрьме, в которой сидела Франческа. Тюрьма находилась на расстоянии примерно миль в двести отсюда. Лучший день для посещений в воскресенье – было больше людей, а проверки проводились не очень тщательно. Она должна быть готова к личному досмотру и приготовить ответы на несколько вопросов о том, почему навещает заключённую.
— Когда Малкович узнает об этом, то может спросить о чём-то в это духе, — сказал Маркус, почти самому себе в полголоса.
— Сразу видно, что у тебя нет ни капли романтического духа. Ты думаешь, они слушают ваши разговоры?
— Нет. Они не доходят до этой точки. Она же не какая-нибудь террористка талибана.
— Хорошо, ну, тогда я скажу ему, что я пошла сказать ей, что история между вами закончилась. Что ты не нашёл в себе мужество сделать это. В это он поверит.
— В это он поверит, потому что сам так поступил бы. Потому что он посредственный чиновник, который хотел бы бросить свою уродливую жену, бог знает сколько времени, но не смеет, и был бы счастлив, если кто-нибудь сделает это вместо него.
— Или он поверит, потому что знает как ты любишь Франческу и понимает, что увидеть её глаза в слезах – убьет тебя.
— Франческа никогда не заплачет из-за дерьма такого рода.
— Быть брошенной любовью всей жизни – это дерьмо?
— Ты не можешь понять.
— Что? Что я не могу понять?
Он на ходу развернулся, и в этом движении было что-то звериное.
— Что означает слово выживать. Кто выплакал все свои слёзы в двенадцать лет, тот не прольёт больше ни одной. Она заботится обо мне, но если я её брошу, то от этого она станет сильнее, чем прежде. Никогда не видел чтобы она плакала, никогда. И в любом случае это гипотетические рассуждения, потому что я собираюсь умереть вместе с ней.
Пенни не сделала никаких комментариев. Она всегда была убеждена, что любовь – это жить с кем-то, а не умереть, но она не возражала ему. Для него всё было так: жизнь была война, а любовь – оружие. Быть вместе против чего-то или не вместе и на этом всё. Она не имела понятия о прошлом обоих, через что им пришлось пройти и что разделить. Но была полностью уверена – такой тип любви являлся максимумом того, что оба могли себе позволить.
«Уверена – это больше, чем я когда-либо смогу получить».
— Как я туда доберусь? — спросила его.
— Как мы доберёмся.
— Ты поедешь со мной?
— Я не отпущу тебя одну. Никогда не знаешь, что может случиться. Мне нельзя, но я всё равно поеду с тобой.
— Ты хочешь быть уверен, что моя миссия будет выполнена хорошо?
— Скажем так.
В этот момент дождь усилился. В один миг он полил как из ведра. Маркус выбросил сигарету и взял Пенни за руку, волоча её к входной двери дома. Она чувствовала себя, как будто бы её ноги сделаны из глины. Они промокли больше, чем цыплёнок, упавший в лужу. Маркус провел рукой сквозь короткие волосы, разбрызгивая вокруг себя капли.
—Заходи домой и переоденься , — приказал ей Маркус, — Если ты заболеешь, то в воскресенье мы не сможем никуда поехать.
— Как ты бескорыстен.
— Ты мне нужна и я хочу, чтобы ты оставалась здорова, по крайней мере, до воскресенья.
— А потом я могу умереть?
— Абсолютно свободно.
Пенни что-то пробормотала и начала подниматься по лестнице. Как обычно было темно. Маркус достал из кармана фонарик, небольшого размера, но мощный. Карамельного цвета круг, осветил лестницу почти как днём.
Когда она попыталась войти в собственную квартиру, Пенни поняла, что случилось не серьезное, а трагическое недоразумение. Бабушка закрыла дверь на щеколду. Дверь открывалась на три или четыре сантиметра, а потом блокировалась. Ей удалось бы попасть во внутрь только если бы она была листом бумаги. Пенни парализовало напротив приоткрытой двери, что давала ей отпор. Маркус, стоящий позади, сказал:
— Я выбью её в одно мгновение. От этих безделушек никакого проку.
— А ты можешь это сделать тихо?
— Немного шума будет, щеколда сделана из железа, это не печенье со стиральным порошком.
— У моей бабушки случиться инфаркт от страха. И то же самое произойдет, если позвонить на домашний телефон.