— Правда?
— Ты хочешь умереть от обморожения?
«Нет, но я также не хочу умереть от разрыва сердца».
— Конечно, нет.
— Тогда ложись вместе со мной.
— Однако ты не распускай руки.
«Не веди себя хорошо, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!»
— Перестань говорить ерунду, — прикрикнул он, раздражённым тоном.
Короче говоря, они оказались обнимающимися на заднем сиденье старого «Бентли». Ноги Маркуса были слишком длинными, и ему пришлось согнуть их. Пенни нашла странное и удобное положение, расположившись в щели между его телом и спинкой сиденья. Касаясь его, прилипнув к его торсу, она испытала своего рода опьянение, как если бы выпила один из своих самых мощных коктейлей, что готовила ночью и никогда не пила. Как она себе и представляла, его грудь казалась высеченной из скалы. Он был твёрдый, просторный и теплый. Она попыталась заснуть, но это было непросто. В самом деле – практически невозможно. Как она могла оказаться в объятиях Морфея, пока лежала, свернувшись калачиком в объятиях Маркуса? Как она могла спать, слыша биение собственного сердца в ушах, быстро, быстро, быстро, истерично, подобно крику сумасшедшего? Она даже боялась, что он может почувствовать её сердцебиение и начнёт насмехаться над ней, над её эмоциями, её щеками, покрасневшими от желания. Она собиралась что-нибудь сказать, что угодно, лишь бы заглушить тот грохот, казавшийся оглушительнее бас-барабана, когда внезапно Маркус спросил:
— Почему ты так боишься темноты? — его голос прозвучал возле уха.
Пробежавшая дрожь подняла дыбом её волосы на затылке.
— Возможно, из-за аварии.
— Что за авария?
— Той, в которой погибли мои родители.
— Я не знал, что…
— Как ты мог узнать? В любом случае, это произошло очень давно. Мне было пять лет, мы часто путешествовали в кемпере. Однажды мы вылетели с дороги по вине нарушителя, который затем исчез. Мои родители погибли на месте. Я осталась похороненной под кучей металла на много часов, пока меня не нашли. Только представь – я даже не помню всего этого, но у меня остался ужасный страх перед темнотой.
— Твою мать.
— Э, да, на этот раз так оно и есть.
— Тебе холодно?
— Нет, теперь нет.
«Парень, мне слишком горячо».
— Спасибо, Маркус.
— За что спасибо? — выпалил он.
— Я не знаю. Думаю за всё.
— Ты что бредишь? Пенни, ты очень странная.
— Когда ты будешь уходить, придёшь попрощаться?
— Я так не думаю. Однажды ты меня больше не увидишь и бай-бай.
— И что я буду без тебя делать? — неожиданно для самой себя спросила она.
— Найди достойного мужчину, хорошо трахайся, и ты увидишь, как пройдёт ностальгия.
Пенни задумалась на секунду.
— Мне кажется, что так я и сделаю.
— Вот так, умница.
— Ты не спишь?
— В лесу?
— Тогда признай, ты боишься енотов.
— Нет, я опасаюсь засады мудаков. Вероятно, ничего не случится, но лучше быть осторожным.
— Кажется, ты всегда в состоянии войны.
— Я всегда в состоянии войны.
— Это понятно даже по твоим татуировкам. Мне очень нравятся.
— Я знаю.
— Как ты узнал?
— Они нравятся всем. Ещё не встречалась ни одна, которая не сказала бы мне про это. А потом мне делают такой минет, что закачаешься.
— Ты делаешь это специально, да? Ты хочешь поставить меня в неловкое положение, чтобы наказать из-за чего то, о чём я не догадываюсь и не понимаю.
— Это истинная правда. Лучшие минеты в своей жизни, я получил от девчонок, что вначале оценили мои татуировки.
— Не в моём случае.
— И тогда прекрати или условный рефлекс возбудит меня.
— Ты больной.
— Я мужчина с полуголой цыпочкой, практически запрыгнувшей на меня. Твоя грудь мне давит на плечо, а в руке я держу твою задницу. Нет необходимости, чтобы ты была, бог знает какой горячей штучкой, чтобы спровоцировать мои мысли. Такое происходит с телом, даже если голове безразлично.
— Я имею в виду, думаешь только...
— Я бы так не сказал. Если бы я думал только этим, мы бы не разговаривали. Ты лежала бы подо мной обнаженная. Вместо этого я здесь, выслушиваю твой бред, так что я думаю головой, и ещё как.
Пенни больше ничего не сказала. Подводя всему итог, ей льстило открытие что она не осталась незамеченной. Её мучило, что его голове было наплевать. Что тело и разум, идут по двум дорогам, лежащим далеко друг от друга. Вот, пожалуйста, Маркус был готов трахнуть её, но без участия в банкете его мыслей и сердца, пронзённого терновым венцом. Она была одной из многих, и было хорошо понять это прежде, чем причинить себе серьёзную боль. Она видела Франческу, не так ли? Невозможно соревноваться с ней. Она должна найти решение как выйти из этой глубокой передряги.