— Согласна.
Взгляд Игоря мерцал, словно в глубине горела свеча.
Но никто из них двоих не посчитался с хозяином.
Пока Игорь над ней наклонялся, а Пенни предлагала свой невинный рот, Маркус, даже не прикладывая своему жесту особой силы, одной рукой оттолкнул Игоря назад. В то же самое время, другой рукой прижал Пенни к себе и поцеловал сам.
Это не был поверхностный или кроткий поцелуй. Произошло глубокое погружение, вторжение до её нёба, с битвой языков. Пенни почувствовала своё тело, как будто сделанное из мягкого хлопка и раскалённой лавы. Слышала вокруг себя гул голосов, но это было, как если бы жизнь отгородила всё вокруг скобками. Она не могла замечать ничего другого, чувствовать что-то другое, желать другого. Так что, в одно мгновение, даже испытала страх быть оставленной, который у всех на глазах вырвался стоном. Этот поцелуй не был просто поцелуем. Он произошёл как яркое проявление любви.
Но Пенни понимала, что это не была любовь. Она прекрасно знала, что Маркус просто проявил себя, подобно вожаку стаи, который не позволит какому-либо ведомому приблизиться к своей женщине, наказывая унижением и разрушая её. Она знала, что он не сильно беспокоится о ней и поцеловал её, как поцеловал бы миллион других. И что никогда бы он не поцеловал её, как целовал Франческу – не только с языком, но и с сердцем. Но в любом случае, для данного момента, её это устраивало.
Когда поцелуй закончился – потому что: к сожалению, закончился – Пенни осознала что все, действительно все, смотрели на неё, в том числе и Мордехай, который появился неизвестно откуда, с улыбающимся и немного мутным взглядом, как если бы он до этого момента пил по-чёрному.
Тогда Ребекка, которая не смирилась с тем, что не она являлась центром внимания – объявила об окончании игры. Пенни поднялась последней. У неё всё ещё кружилась голова.
Маркус протянул руку, чтобы помочь ей встать. Когда они замерли друг напротив друга, несмотря на разный рост, он сказал жёстким тоном:
— Мне приходиться попотеть за те двести пятьдесят долларов, не думаешь?
— Если тебе так трудно, старайся меньше. Тебя никто не просил о такой реалистичной интерпретации.
— До тех пор, пока ты со мной, избегай тискаться с тем парнем. Моя женщина не засовывает язык в рот другого.
— Ни с кем я не тискаюсь! И я не твоя женщина!
— Для них ты моя. И для этого мудака со светлыми волосами – ты моя. Никто не тронет то, что принадлежит мне и точка. Однако если ты хочешь чтобы мы прекратили, можешь рассказать что это только спектакль, валяй, и иди трахайся со своим другом, не делая из меня рогоносца. С самого начала вечера он смотрит на тебя, словно хочет вылизать на глазах у всех.
Пенни от удивления широко распахнула глаза.
— О чём… — промямлила заикаясь. — Ну ты знаешь, что ты...
— Вульгарный? Грубый? Невоспитанный?
— Именно такой!
— Я никогда не выдавал себя за принца, твою мать. И кстати, тебе безумно понравилось целовать этого вульгарного и невоспитанного.
— Это неправда! Я просто должна... должна играть с тобой в эти игры, чтобы...
Он подошел к ней и улыбнулся как тигр.
— Пенелопа, тебе понравилось, бесполезно придумывать сказки. Однако позволь мне заметить – ты целуешься так, словно мало работала языком. Твой романтичный жених предпочитал смотреть телевизор?
Пенни гневно уставилась на него. Она собиралась с пылом повторить защиту своего воображаемого жениха, когда в комнату вошла Ребекка.
— Конечно, вы двое не можете быть не вместе! — воскликнула она наигранно весёлым тоном. — Твой парень выдержит пять минут без тебя, не так ли? — громко и ворчливо спросила она Пенни. — Ненадолго, посидим только среди девочек?
Потащила её наверх, в сторону одной из многочисленных ванных комнат, которыми этот дом, казалось, оборудован. Перед зеркалами в обрамлении нефрита и такими большими, какие Пенни когда-либо видела, прежняя Ребекка сняла маску.
— Объясни мне, кто это? Платный жиголо?
Пенни приказала своим щекам, чтобы не краснели, а собственному голосу оставаться на высоте. Лучшим поводом упасть лицом, чем признаться, что да, этот абсолютно сексуальный парень не был её бойфрендом и к тому же был жиголо не в прямом смысле этого слова, поскольку взимал плату за каждый вздох.
— Но как ты смеешь? — ответила в ужасе.
— Слушай, невозможно, чтобы, такой как он, хотел тебя! Ты себя видела?