Я задолжал ей оргазм. Чтобы стереть вчерашнюю боль, я должен ей немного удовольствия.
И после начну её трахать как надо, без лишних глупостей.
Притворяюсь, что мне шестнадцать лет, и делаю вид, что остановился на второй базе. Трогаю её языком и пальцами. У неё вкус и нежность ангела.
Это абсурдно, но мне нравится. Мне нравится. Меня возбуждает думать о её плоти, которой только я один касался и взломал. Я думаю, что каждый мужчина, хоть раз в жизни хочет лишить девственности, чтобы испытать вкус чистоты и извращённое – быть единственным.
Но самое шокирующее происходит потом, после того, как она кончила с шёпотом, который меня соблазняет сам по себе сильнее, чем сто громких стонов. Происходит, когда, по своей воле, без лишних слов с моей стороны, спрашивает о том, чтобы взять в рот мой член. Она делает это так неуверенно и недоверчиво, с румянцем, заливающим щёки, испуганная и смелая в одно и то же время. Всё это, вместо того чтобы успокоить, заводит ещё больше. Её хрупкость и дерзость почти, что взрывают меня.
Что это такое я чувствую, я не знаю.
Не знаю...
Не знаю...
Это необычные ощущения.
Идут далеко за пределы облегчения моего члена зажатого между её пальцами и прикосновениям языка.
Это таинственное чувство, без имени.
Только полчаса назад я был в ярости, а сейчас смотрю и ничего больше не понимаю. Она сука, без сомнения стерва, но стерва, которая мне нравится больше, чем обычно мне нравится женщина, которая не является Франческой. В то время как она уходит, я должен задушить искушение попросить остаться и рассказать, что происходит между ней и Игорем и приказать ей никогда больше с ним не встречаться.
Но я не делаю ничего из этого, чёрт побери, я не делаю. Я никогда не был ревнивым. Будет нелепо, если начну прямо сейчас. Ревнуют неудачники и слабаки. Те, кто не уверены, те, которые нуждаются в защитной сети, чтобы не быть проглоченными пустотой этой сволочной жизни, но я не такой. Мне хватает самого себя, у меня нет сомнений, я не боюсь высоты, заполняю любое пространство и отрекаюсь от любого страха. И я одержу победу над этими неизвестными чувствами, которые пытаются меня трахнуть.
Однако, весь вечер в клубе, даже во время работы, я думаю. Вспоминаю Пенни, как безумный. Красивая и провоцирующая цыпочка вертится у меня под носом, и я говорю, «нет». «Я говорю, нет?» Отвечаю, не задумываясь. «Нет, спасибо, вали отсюда, я занят». Та уходит, глядя на меня плохо. Я смотрю на самого себя ещё хуже, чем она. Она была горяча, как и те девушки из закусочной, которых я даже не заметил.
Я сам себе выношу мозг.
У меня всегда перед глазами губы Пенни, её прикрытые веки, звук её дыхания, аромат её кожи. Не получается выбросить её из головы. Даже среди громкой музыки, толкающихся людей, суматохи трудного вечера, фильм с её обнаженным телом, её дрожь и вздохи, маниакально крутится у меня в голове. Я схожу с ума. Я действительно псих.
Возможно, я должен перейти к грубым манерам.
Никакого насилия, нет, но необходимо покончить с этими бесполезными кавычками – замешательства и потрясения и различным враньём.
С этого момента только трахаюсь.
Где получится, как случится, с кем удастся.
Не только с ней. И с ней никакой деликатности, никаких отношений, никаких остановок, никаких воспоминаний. Мы трахаемся, а не занимаемся любовью.
Во всём этом самым загадочным является то, что когда в шесть утра Пенни от меня уходит, я всё ещё не прочитал письмо от Франчески.
Глава 19
Повсюду. Они занимались сексом везде. Во второй половине дня, прежде чем пойти в библиотеку, Пенни поднималась в мансарду и, не разговаривая, не сказав друг другу ни слова, они только трахались и ничего больше.
Он ждал, раздевал, и брал её, наслаждаясь внутри её тела.
Она поднималась, раздевала и принимала его, наслаждаясь им в своём теле.
Ночью они повторяли те же самые сцены. Секс, только секс, голодный, грубый, лишающий дыхания. Было только это и ничего другого.
Пенни, если и повторяла для себя это часто, то не подозревала что Маркус, повторял для себя эту фразу ещё чаще, чем она. Потому что, чем больше ты повторяешь одно и то же, тем больше тебе это кажется правдой.
Теперь, для неё тело Маркуса больше не имело секретов. Она научилась расшифровывать его татуировки и, поискав в интернете, узнала смысл многих из этих племенных знаков. Означали, как она и догадывалась – силу и бесстрашие. Она не поняла ещё смысла пронзённого сердца, но не думала, что наступил момент спросить его об этом. В конце концов, он вёл себя, как будто её ненавидит, словно использует тело, посылая при этом, куда подальше всё то, что было вокруг. Давал ей удовольствие, и этого было достаточно.